Дом скитальцев (сборник)

Мирер Александр Исаакович

А, идешь к голубятне… Знаешь, где искать… Вот он скрылся за нижней, дощатой частью голубятни и позвал оттуда: «Степик!»

Боком, кося глазами то на ноги Сура, то в приоткрытую дверь подвала, Степан скользнул в коридор. При этом со злорадством подумал: «Велел наблюдать — пожалуйста…»

В коридоре стояла огромная, коричневого дерева вешалка. На ней круглый год висел рыбацкий тулуп Сурена Давидовича, тоже огромный, до пят.

«Получай свой главный полдень», — подумал Степан, забираясь под тулуп. В кладовой молчали.

Сколько времени Верка будет бегать за платьем? Если Малгося пришла из школы и если сразу даст платье — минут двадцать. Пока прошло минут пять. Сур, наверно, обходит подъезды. Только бы Верка не нарвался на него.

Малгося Будзинская — девочка из нашего класса. Она полька, ее зовут по–настоящему Малгожата. Штуку с переодеванием они со Степаном уже проделали однажды, под Новый год, — поменялись одеждой, и никто их не узнавал на маскараде.

В кладовой молчали. Степка, сидя под тулупом, томился. Решил посчитать, сколько раз за сегодня пришлось прятаться. Раз десять или одиннадцать — сплошные пряталки. Наконец заговорили в кладовой:

— Блюдце не посылают, — проговорил Рубченко–Пятиугольник. — Рискованно. Над нами проходит спутник–фотограф.

— Будьте счастливы, перестраховщики, — сердито отозвался Киселев.

Рубченко засмеялся:

— Э–хе–хе…

Степка слышал, как он повернулся на кровати и как заскрипел табурет–развалюха под Киселевым.

— А ты не гогочи, — тихо проговорил Киселев. — Забываешься…

— Виноват, — сказал Рубченко. — Виноват. Капитану Рубченко не повезло, а монтеру Киселеву пофартило.

— Ты о чем это?

— О чем, спрашивают!

— Один стал Углом, а другой — Пятиугольником, — пробормотал Рубченко.

— Потому и сидишь в низшем разряде, — наставительно сказал Киселев, — что путаешь себя, Десантника, с телом. Это надо изживать, Пятиугольник. Ты не отключился от Расчетчика?

— Молчит.

Киселев выругался. Рубченко заговорил приниженно:

— Я, конечно, Пятиугольник… всего лишь.

— Ну–ну?

— Телу моему, капитану милиции, полагался бы Десантник разрядом повыше…

— Возможно. У него должны быть ценные знания. Говори.

Рубченко откашлялся. Было слышно, что он кашляет осторожно — наверно, рана еще болела.

— Так я что говорю… Старуха и мальчишка могут проскочить в район. Так? Неприятный факт, я согласен. Но треба еще посмотреть, опасный ли этот факт. Пока районное начальство раскумекает, пока с командованием округа свяжется, а генерал запросит Москву — о–го–го! — минимально шесть часов, пока двинут подразделения. Ми–ни–мально! Так еще не двинут, еще не поверят, уполномоченного пошлют удостовериться, а мы его…

— Мы–то его используем, — сказал Киселев.

— Во! А он в округ и отрапортует: сумасшедшая старуха, провокационные слухи и те де.

— Здесь тебе виднее. Ты же милицейский, «мусор»…

— Правильно, правильно! — льстиво

подхватил Рубченко. — А за «мусора» получите пятнадцать суточек, молодой человек!

Степка засунул кулак в рот и укусил. Потом еще раз. Он уже понимал, что Навел Остапович не всегда был таким, что его только нынешним утром превратили в «Пятиугольника», и сначала Степка почувствовал облегчение, потому что самое страшное было думать: они всю жизнь притворялись. И даже Сурен Давидович.

Но только сначала было облегчение. Теперь Степка кусал кулак, пока кровь не брызнула на губы, и всем телом чувствовал, какой он маленький, слабый, и сидит, как крыса, в шкафу, провонявшем овчиной.

— …Пятиугольник — Пятиугольник и есть… — заговорил Киселев. — Округ, подразделения… В этом ли дело? Информация всегда просачивается, друг милый. На то она и информация… — Киселев, похоже, думал вслух, а не говорил с капитаном. — Загвоздочка–то в ином, в ином… Расчетчик не помнит ни одной планеты, сохранившей ядерное оружие. Мерзкое оружие. Стоит лишь дикарям его выдумать, как они пускают его в ход и уничтожают весь материал. Кошмарное дело.

— Ты видел это?

— Да. Много десантов назад. Пустая была планета.

— Сколько материала гибнет, — сказал Рубченко и вдруг прохрипел: — Х–хосподи! Так здесь ядерного оружия навалом! Как они выжили, Угол третий?

— Не успели передраться, — равнодушно сказал Киселев. — Сейчас это неважно. Ты радиус действия водородной бомбы знаешь?

— Откуда мне знать? Говорили, правда… на лекции…

— Ну–ну?

— Забыл. Склероз одолевает.

— Отвратительная планета, — сказал Киселев. — Никто ничего толком не знает. Бомбы, ракеты, дети… Мерзость. А ты говоришь — уполномоченный. Он больше нужен нам, чем им: хоть радиус действия узнаем.

— Не посмеют они бросить, ведь на своих!

— Могут и посметь.

Они замолчали. Стукнула дверь, быстро прошел Сурен Давидович. Степка, как ни был потрясен, удивился: Сур совершенно тихо дышал, без хрипа и свиста. Где же его астма?

— Как сквозь землю провалился, — сказал Сур — Квадрат сто три. — Объявляю его приметы.

— Объявил уже, — прошелестел Рубченко. — Приметы его известные…

— Почему он скрывается от тебя? — спросил гитарист.

— Умен и подозрителен, как бес. Прирожденный разведчик.

Степан все–таки покраснел от удовольствия. Киселев выругался, сказал:

— Не будем терять время, Десантники. Квадрат сто три, корабль не охраняется, а обстановка складывается сложная. Справишься? Там еще Девятиугольник. Предупреждаю: лучеметами не пользоваться!

— Есть, — сказал Сур. — Пятиугольник, машину!

— Вызываю.

— Машин хватает? — спросил голосом Сура Квадрат сто три.

Киселев ответил:

— Штук тридцать. Пока хватает.

— Я вижу, вы времени не теряли в самом деле.