Дом среди сосен
Шрифт:
— Нет. Я сам все знаю.
— С самого начала знал?
— Нет. На льду, ночью, перед последней атакой узнал. И тогда понял, что нам отсюда не уйти — надо брать.
— Ох, и силен, — сказал Мартынов, ставя стакан. — Где раздобыл?
— Французский коньяк Камю, — сказал Джабаров, — наш капитан немецкого не любит.
— Не знаю только — когда и где? — сказал Шмелев.
Мартынов снова посмотрел на Джабарова.
— При нем можно. Говори, — сказал Шмелев.
— А я и сам не знаю. — Мартынов опрокинул стакан в рот и принялся хватать куски мяса со сковороды. — Знал, да забыл.
— Тогда я скажу. Завтра утром. На севере. Там будет главный удар. А наша задача — отвлекать силы...
Мартынов усмехнулся:
— Недаром тебе Александра Невского дали. Полководцем сразу заделался. А мне теперь твои грехи замаливать. — Мартынов посмотрел на часы: — Десять. Мои ребята ждут.
— Посты я предупредил.
— Кто там — Якушкин?
— Яшкин, — сказал Шмелев. — Младший лейтенант.
Мартынов встал, поправляя ремень на поясе, взял с кровати автомат. Он был свежий, чисто выбритый, подтянутый — полный сил и весь готовый к тому делу, на которое шел. Он уже не шутил, глаза стали узкими, злыми.
— Желаю оставаться, — сказал он, пристально глядя на Шмелева.
— Желаю и тебе.
Мартынов шагнул к двери и толкнул ее ногой. Мелькнула черная непроглядная темь. Дверь глухо захлопнулась. Лампочка над столом качнулась, тени забегали по стенам. Вот так, один за другим, нескончаемой чередой уходят живые. И надо только заглянуть в последний раз в их отрешенные глаза, чтобы увидеть там то, куда они ушли. Они уходят и уносят с собой свои мечты и печали, ожидание и верность, гордость и страх — все, что было с ними, пока они не ушли. А потом дверь захлопывается. Ушла лодка, упал снаряд, просвистела пуля — и дверь захлопнулась. Те, кто вышли в эту дверь, не возвращаются назад — дверь захлопнулась плотно и навсегда. Человек ушел.
Шмелев подошел к двери. Кто-то сильно рванул дверь из рук. На пороге стоял Обушенко, за ним Стайкин.
— Фу ты! Напугал, — лениво сказал Шмелев, почесывая поясницу.
Обушенко бросил автомат на кровать.
— Обошел все боевые порядки. Закопались по всему фронту. Дерябин привез боеприпасы — последний рейс. Послал за старшиной. Скоро приедет с обозом.
— Как там Яшкин? — спросил Шмелев.
— Молодцом. Политрук у него замечательный. Двенадцать человек в партию подали.
— Не много?
— Перед смертью — не много.
— Вот видишь, какой из тебя комиссар получился. Я же говорил.
— Поздравить надо нашего капитана, — сказал Джабаров.
Обушенко вопросительно посмотрел на Шмелева.
— С орденом Александра Невского, — добавил Джабаров.
— Серго! Дай лапу...
Джабаров достал из мешка новую бутылку, и они выпили, стоя у стола. Шмелев подошел к кровати и сел.
— Как немец?
— Тихо. Ракеты бросает. А снаряды экономит.
— Тишина на войне — это непорядок, — сказал Шмелев. — Надо усилить берег. Перебрось туда еще один взвод. К Войновскому. На правый фланг.
— Ложись, не волнуйся. Мне все равно наградные писать. А ты спи.
— Дай магазин.
Джабаров подал магазин, и Шмелев стал набивать его патронами. Он вставил
— Хорошо, — сказал он и закрыл глаза.
Джабаров и Стайкин смотрели, как Шмелев укладывается спать. Обушенко сел за стол, разложил бумаги.
Джабаров и Стайкин зарядили автоматы, приготовили гранат, повесили автоматы на грудь и тоже легли на полу у дверей, ногами к печке.
Старший лейтенант Обушенко сидел за столом. Он писал наградные листы, глаза слипались, и строчки расползались в стороны. Стайкин поднял вдруг голову.
— Товарищ старший лейтенант, надо взвод на берег послать. Капитан говорил.
— Я помню. — Обушенко положил голову щекой на стол, чтобы посмотреть, ровно ли легли на бумаге написанные им строчки, и глаза его закрылись сами собой.
— Не забыть бы, — сказал Стайкин и тоже опустил голову.
Измученные контратаками, оглушенные бомбежками, солдаты спали в блиндажах. А тишина над берегом стояла глухая, настороженная, такая тишина, какая бывает перед взрывом. Если бы Шмелев или Обушенко услышали эту тишину, они тотчас почуяли бы недоброе, но бодрствовали только часовые на постах и связисты у телефонов, и они радовались, что кругом тихо и спокойно.
Капитан Мартынов и его подрывники прошли через боевые порядки, попрощались с Яшкиным и направились по замерзшему руслу Псижи к железнодорожному мосту, который они должны были взорвать.
Капитан Шмелев крепко спал. Рука лежала на пистолете.
ГЛАВА VII
Старшина Кашаров ехал на санях через озеро. Он вез на захваченный берег продукты, боеприпасы, письма.
Сначала по льду прошли солдаты, потом по той же дороге брели в обратном направлении раненые; аэросани сделали немало рейсов в оба конца, они накатали дорогу, размели лишний снег винтами; на дороге остались следы масла и бензина, темные пятна солдатской крови.
Лошади с вечера застоялись у маяка и споро бежали по дороге. Лед глухо цокал под копытами. Изредка сани наезжали на плотные валы снега, наметенные на льду, и качались.
Старшина сидел на облучке передних саней, до ушей завернувшись в тулуп, и дремал. Ему мерещились толстые жирные рыбины — как он глушил их осенью толовыми шашками и кормил солдат ухой, а офицеров — жареными судаками. Потом старшина услышал за спиной ржание и стал сонно размышлять о лошадях — перед выходом на лед было совещание в штабе и обсуждался вопрос: брать ли на лед лошадей, чтобы везти пушки и снаряды, и было решено не брать, потому что лошадь может явиться мишенью для вражеских пулеметов. «Вот и пригодились лошадки, — мечтательно думал сквозь сон старшина, — а то бы сейчас побило их — и хана. Где на фронте лошадей добудешь? Это не человек — лошадей на фронте нету...»