Дом среди сосен
Шрифт:
Несильный ветер дул от берега, холодил спину. Шмелев поежился и посмотрел вдаль. Он ждал: ветер переменится — тогда он услышит, что происходит там, на северной оконечности озера. Ветер не менялся.
Внизу раздавались резкие одиночные выстрелы. Шмелев постучал прикладом автомата по камням. Выстрелы прекратились.
— Дай послушать! — крикнул Шмелев.
Держа в руках трофейную снайперскую винтовку, Джабаров вылез на площадку, присел у колокола. Севастьянов сидел в углу с телефонной трубкой в руках. Джабаров на корточках пробрался к Севастьянову:
— Семь штук.
— Про людей
— Они же не люди, — удивился Джабаров.
— Все равно это не по правилам грамматики. Даже про свиней говорят — «голов».
— Значит — семь голов?
— Так, пожалуй, можно, — сказал Севастьянов.
— А почему немцы двумя цепями в атаку идут? Знаешь?
— Первая цепь прикрывает вторую. Когда-то легионеры прикрывали себя рабами. Потом люди поняли, что еще лучше можно прикрыть свое тело щитом. А теперь нет ни рабов, ни щитов. Армии сделались столь многочисленными, что щитов для всех не хватает. Так родилась тактика двух цепей.
— Сила! — сказал Джабаров.
«Живые прикрывают живых, — думал Сергей Шмелев. — Мертвые делают это лучше. Живые могут сделать это один раз, а мертвые до тех пор, пока надо живым. Они сделали свое дело и остались на льду, они лежат вместе со своими врагами, и им все равно. Надо стать мертвым, чтобы враг перестал быть врагом».
Неожиданная мысль пришла ему в голову: «А что, если немцы сделают точно так же и пойдут в атаку вместе с мертвыми? Постой, постой, это надо обдумать. Если так могли сделать мы, могут, следовательно, и они. И тогда наши пулеметы не остановят их? Нет, они не сделают этого, не сделают хотя бы потому, что у них просто не хватит мертвых, а тех, которые лежат у берега, мы не отдадим, это наши мертвые, и они не станут служить врагу».
Шмелев вызвал Обушенко и на всякий случай сказал:
— Предупреди всех офицеров: если немцы начнут новую атаку и дойдут до берега, пойдем в штыковую. Обзвони всех — быть готовым к штыковой.
— Кишка у них тонка, — сказал Обушенко.
— Понимаешь, вдруг они пойдут в атаку, как и мы шли, с ними... ведь это психологический фактор...
— Я на психологию ноль внимания, — ответил Обушенко.
— Все равно предупреди. — Шмелев передал трубку Севастьянову и посмотрел вниз.
Снег запорошил шоссе, и сверху было видно, как оно ровной белой лентой уходило в обе стороны от Устрикова, еще более светлое и чистое, чем снег на полях.
Внизу, в деревне снег был взбит и исчиркан полосами следов, полозьями саней. Три солдата катили по шоссе пушку. У склада на площади стояли лошади в упряжи. На краю деревни горел крестьянский дом, и было видно, как солдаты собрались там у огня, распахнув полушубки и грея животы. Дом только начинал разгораться, и солдаты тянулись к нему со всех сторон. Они истосковались по теплу, им приятно стоять у огня и греться.
Загудел телефон. Шмелев взял трубку.
— Слушай, Серго, — говорил Обушенко. — Я хочу, понимаешь... по душам. Насчет сына клюевского. Катька-то ведь со мной в тот месяц была, а он и не знал... Она мне все время пишет. Ты не думай, это не просто так... Ты адрес-то знаешь?
— Кинешма? У меня записано. Клюев давал.
— Вот и я говорю. Если со мной что-нибудь,
— Ладно, оставь свою психологию. — Шмелев передал трубку Севастьянову.
«Психологический фактор», — снова подумал он и усмехнулся, вспомнив сначала Клюева, а потом Плотникова — как он полз с ним к берегу, толкая перед собой тяжелое окоченевшее тело.
Шмелев приподнялся, зацепил каской за колокол. Раздалось низкое протяжное гуденье. Он увидел на нижнем срезе колокола старославянскую вязь, влитую в медь. Строчки шли в два ряда, Шмелев медленно обошел вокруг и прочел: «Благовестуй, земл радость велію. Во всю землю изыде вещание ихъ — лета 7075 апреля в 25 день во имя творца вытек из огнь, а подписалъ сей колоколъ Митя Ивановъ».
Шмелев дернул язык с толстым кругляшом, и колокол запел над землей. Солдаты у горящего дома подняли головы и смотрели на церковь. Хорошо бы спрятаться там, где язык, и колокол укрыл бы его своим звоном.
Шмелев подошел к другому краю площадки. Узкая белая лента шоссе выходила за деревней к берегу, делала плавный поворот и шла через поле в Куликово, а за Куликовом — вдоль берега, еще дальше вокруг озера. Белая запорошенная снегом лента обрывалась перед Куликовом — дальше шоссе опять становилось черным. Вся деревня была забита машинами, у каждой избы стояли грузовики.
Шмелев поднял бинокль, чтобы получше рассмотреть, чем гружены машины, и сначала не понял, что происходит. Машины, словно по команде, пришли в движение, выползали на шоссе, выстраивались в колонну и, быстро набирая скорость, одна за другой мчались из Куликова на север.
— Уходят! — порывисто закричал Севастьянов. — Немцы уходят. Смотрите.
Немцы на льду тоже начинали отход. Они перебегали вдоль цепи, собирая раненых, потом над цепью взлетела бледная зеленая ракета, немцы разом поднялись и пошли прочь от берега. Пулеметы часто забили вслед. Немцы припустились бегом.
Джабаров схватил немецкую снайперскую винтовку и принялся стрелять. Две фигуры упали и остались лежать на льду.
— Девять голов, — сказал Джабаров.
— Тише ты, — сказал Шмелев. — Дай послушать.
— Я же немцев бью...
Ветер переменился и подул со стороны озера. И вместе с ветром Шмелев услышал далекий, едва различимый гул — словно гром прогремел далеко в горах. Гул быстро нарастал — из облаков вынырнул самолет и пошел низко над озером к маяку. Мотор самолета затих. Далекий гром прокатился снова, еще явственней. Теперь можно было даже определить, что он гремит именно на том берегу озера, в самом дальнем его, северном конце.
— Слышите, товарищ капитан, — сказал Джабаров. — «Катюши» гремят.
— Возможно, — сказал Шмелев.
— Может, наши наступление там начали, не знаете?
— Не знаю, — сказал Шмелев.
— «Катюши» гремят. Самолеты летают, — не унимался Джабаров. — Главные силы на прорыв пошли.
— Не знаю, — снова сказал Шмелев и вдруг взорвался: — Заладил, как сорока: начали, начали. Тебе до этого дела нет. И не лезь не в свое дело.
Джабаров с недоумением посмотрел на Шмелева, потом схватил винтовку и с обиженным видом принялся палить в озеро.