Дом свиданий
Шрифт:
Когда операция закончена и леди Ава поворачивается к зрительному залу, её трудно узнать: неумеренно накрашенная женщина неопределённого возраста превратилась в старуху. Зато выглядит она не такой измученной и отсутствующей, почти красивой. Решительными шагами леди Ава подходит к секретеру, лезвием перочинного ножа вскрывает толстый конверт из серой бумаги и высыпает его содержимое на разбросанные в беспорядке листы: на стол падает множество крошечных белых пакетиков, как две капли воды похожих друг на друга; леди Ава быстро их пересчитывает: сорок восемь. Она берёт ближайший пакетик, надрывает уголок и высыпает из него немного на один из исписанных листов. Это белый, мелкий, блестящий порошок; леди Ава внимательно его рассматривает, поднося лист к глазам и чуть откинув голову. Удовлетворённая осмотром, сворачивает лист узкой воронкой и через неё ссыпает порошок в пакетик. Несколько раз согнув надорванный уголок, прячет пакетик во внутренний ящик секретера. Остальные укладывает в конверт из
Погрузившись в чтение, она направляется с листом в руке в сторону большой квадратной кровати с резными столбиками по краям, которая стоит в алькове, в противоположном углу огромной комнаты, и звонит. Снова появляется молодая служанка, в том же, что и в первый раз, халате, движется так же бесшумно и замирает в том же месте. Присев на край постели, леди Ава пристально осматривает её с головы до ног, задерживая пытливый взгляд на груди, талии, обтянутых тонким шёлком бёдрах, потом смотрит на лицо с блестящей, гладкой, как фарфор, кожей, на маленькие накрашенные губы и мерцающие миндалевидные глаза, на приглаженные на висках иссиня-чёрные волосы, открывающие маленькие уши и собранные на затылке в толстый короткий узел, не слишком тугой, так что стоит слегка потянуть за ленточку — и волосы рассыплются по подушке. Хозяйка смотрит серьёзно, даже напряжённо, но выражение глаз служанки не изменилось — они по-прежнему пусты и отрешённы.
— Ты видела сегодня сэра Ральфа, — начинает леди Ава. Ким не отвечает, ограничиваясь чуть заметным движением головы — по всей видимости, утвердительным — и хозяйка продолжает свой монолог, не сводя с неё глаз, но и не выказывая удивления её молчанием, хотя вопросы она задаёт порой весьма категорично.
— Он показался тебе таким же, как всегда? Ты обратила внимание, какой у него отсутствующий взгляд? Лорен, потакая всем его прихотям, сведёт его, в конце концов, с ума. Пока всё складывается отлично. Он смотрит на мир её глазами. Дальше события будут развиваться сами собой.
Ни единого жеста девушки, выражающего согласие или заинтересованность, она вполне могла бы быть и глухонемой или знать только китайский, ничего бы не изменилось. Но леди Аве это, кажется, ничуть не мешает (возможно, она вообще запрещает молодым служанкам отвечать ей), и после короткой паузы она продолжает:
— Сейчас он, конечно, занят поисками денег, которые она потребовала… Потратит всю ночь, но ничего не найдёт и придёт выслушивать наши советы… Предложения… Указания… Отлично! Сегодня ночью ты мне не нужна. Я старая, уставшая женщина… Можешь спать у себя.
Девушка-евроазиатка исчезла, как привидение. Леди Ава стоит перед столом, кладёт на него, в груду других бумаг, тот лист, который читала. Берёт конверт из серой бумаги с сорока семью пакетиками; когда служанка второй раз входила в комнату, леди Ава заметила, как, бросив беглый взгляд, Ким убедилась, что конверт на месте. Если бы тайник находился в комнате, конверт давно бы уже спрятали, подумала девушка, думает леди Ава, говорит краснолицый толстяк, рассказывающий эту историю соседу в зрительном зале маленького театра. Но занятый своими мыслями Джонсон лишь вполуха слушает невероятные истории о путешествиях на Восток, кишащий антикварными вещицами, посредниками, торговлей живым товаром, невероятно ловкими собаками, публичными домами для извращенцев, контрабандой наркотиками и таинственными убийствами. И рассеянно смотрит время от времени на сцену, где продолжается представление.
А в это время леди Ава в своей комнате приводит в действие секретный механизм, известный ей одной (слесарь-китаец, который его установил, вскоре умер), и открывает в стене напротив дверей потайной шкафчик. Движущаяся дверца тайника образует вместе с прилегающей к ней дверью ванной комнаты единое целое — точную копию двухстворчатых входных дверей; вошедшему в комнату кажется, что правая створка этих дверей, в действительности прикрывающая шкафчик, — декоративный элемент, помещённый сюда ради симметрии. Леди Ава прячет в тайник конверт из серой бумаги и начинает пересчитывать коробочки, рядами стоящие на нижней полке.
А в это время американец плывёт в Колун на одном из тех ночных паромов, просторные каюты которых, заставленные скамейками и креслами, в поздний час почти пусты. С большим трудом избавился он от полицейских: лейтенант настоял на том, чтобы проводить его на пристань и посадить на первое отплывающее судно. И Джонсон не посмел сойти с парома (как хотел сначала), опасаясь, что столкнётся на берегу с поджидающим его полицейским. Пришлось высадиться на противоположном берегу. Единственное такси, которое там было, перехватил какой-то мужчина, распахнувший дверцу с другой стороны машины как раз в тот момент, когда к ней подошёл Джонсон. Американец решил воспользоваться рикшей. Заплесневевший конский волос торчит из треугольной дыры в углу липкой молескиновой подушки, но Джонсон успокаивает себя мыслью, что такси — машина очень
Но Джонсон заглянул в гостиницу лишь затем, чтобы узнать, не пришла ли вечером корреспонденция. Нет, у портье для него ничего нет (на всякий случай тот ещё раз просматривает свежую почту), но совсем недавно звонили из Гонконга, спрашивали, проживает ли здесь Ральф Джонсон и, если проживает, с каких пор. Конечно, это дело рук лейтенанта, не слишком стесняющегося в выборе средств, а может быть, специально ведущего расследование таким образом, чтобы запугать преступника. Но как бы то ни было, Джонсон без малейших колебаний покидает просторный холл гостиницы и через другие вращающиеся двери выходит с противоположной стороны здания в поросший равеналиями сквер, сразу за которым находится улица. Там стоянка такси, на ней, как обычно, — одна свободная машина, очень старой марки. Джонсон садится в машину (убедившись предварительно, что за ним никто не следит) и даёт шофёру адрес Эдуарда Маннера, единственного человека на этой стороне залива, который способен помочь ему в денежных делах. Такси мгновенно срывается с места. Жара в тесной кабине невыносимая; Джонсона удивляет то, что все стёкла в машине подняты; он пытается опустить то, что поближе, но тщетно. Джонсон упорствует, охваченный ужасным подозрением, возникшим после того, как он сообразил, что этот старый автомобиль похож на тот, другой… Его пальцы изо всех сил сжимают ручку, но стекло по-прежнему неподвижно, салон герметически закупорен. Услышав позади себя шум, водитель поворачивается к отделяющему его от пассажира стеклу, и Джонсон, чтобы скрыть своё волнение, немедленно принимает сонный вид. Не похоже ли это лицо с раскосыми глазами на лицо шофёра машины на пристани перед паромом? Но у всех китайцев лица одинаковы. Менять маршрут уже поздно, адрес Маннера сообщён, водитель его, конечно, запомнил. Если ему поручили… Но почему тайный агент, наблюдавший из-за поднятого стекла машины за Джонсоном, когда тот входил в гостиницу, ушёл? Куда он ушёл? И каким образом полицейский мог перепоручить своё задание случайному таксисту? Возможно, это подставной таксист, агент, вызванный с острова Гонконг по телефону и специально прибывший на пристань, чтобы встретить коллегу и получить от него задание. А в эту минуту его коллега обшаривает номер Джонсона в гостинице «Виктория».
За огромными стволами фиговых деревьев, мимо элегантных магазинов с погашенными витринами быстрым и ровным шагом идёт девушка в длинном платье; впереди неё шагает огромный чёрный пёс, как шагал такой же чёрный пёс впереди девушки, совсем недавно проходившей по этой же аллее в противоположном направлении; одна и та же девушка просто не успела бы пройти такое расстояние. Впрочем, у сэра Ральфа — более серьёзные заботы, не позволяющие ему сейчас углубляться в эту проблему. Если шпик, посланный лейтенантом, вылез из машины у гостиницы «Виктория», пусть даже с некоторым опозданием (искал разменную монету или ждал, пока скроется Джонсон, чтобы последовать за ним), такси, возможно, не подставное. Но тогда с какой стати водитель поджидал у заднего входа в гостиницу, словно желая проследить все выходы? Машина уже прибыла по указанному адресу. Водитель опускает стекло, отделяющее его от пассажира, и сообщает тому, сколько стоит проезд. Затем, не теряя времени, дотягивается до оконной ручки, которую всё ещё сжимает пассажир, и ловко насаживает её на ось, давая тем самым понять, что делал это не однажды и что неисправное стекло подшутит и над следующим пассажиром. После чего произносит на кантонском диалекте: «Американское производство!» — и смеётся фальцетом. Протягивая водителю пятидолларовую бумажку (гонгконгские доллары, разумеется), Джонсон поддерживает шутку водителя с тем, чтобы завязать с ним разговор и попытаться выяснить тайну исчезновения первого шпика. В тон водителю отвечает на кантонском диалекте: «Английские машины не лучше!»
Таксист прищуривает один глаз и с хитрым выражением отвечает: «Согласен! А китайские?» А-а, это, наверняка, один из тех агитаторов, что приехали недавно под видом политических эмигрантов из коммунистического Китая, основали здесь колонию и полностью захватили ряд профессий (в том числе водителя такси и гостиничного портье). Но Джонсон, не теряя мысли, тут же спрашивает: «Не вы ли стояли недавно на пристани, когда подошёл паром и кто-то, опередив меня, сел в такси?»
— Конечно, я! — отвечает таксист.