Дом тихой смерти (сборник)
Шрифт:
Однажды вечером капитан Выганович, как всегда, дежурил в своем номере. Дверь на балкон держал распахнутой и чутко прислушивался к тому, что происходит в номере этажом ниже. Было около девяти вечера. Профессор, видимо, работал, капитан видел свет настольной лампы в его гостиной. Но вот свет погас. Так и должно быть, обычно в это время профессор Яблоновский отправлялся на ужин. Офицер услышал стук захлопнувшейся двери в апартаментах профессора. Теперь ученый вернется к себе через час-полтора.
Выганович вышел на балкон. В это время года в Стокгольме еще довольно светло. Первая половина июля — пора белых ночей, правда, уже заканчивавшихся. Михал вынес на балкон
Наблюдая за вспыхивающими и гаснувшими огнями рекламы, капитан не утратил бдительности и явственно расслышал скрип открывающихся дверей в номере профессора. Кто-то туда вошел в непредвиденное время. Надо проверить!
Выскочив из комнаты и захлопнув за собой дверь, капитан промчался по пустому коридору своего этажа и спустился на пятый по служебной лестнице. На пятом тоже было пусто, ничего удивительного, пора ужина, все в ресторане внизу. Неслышно ступая по пушистому ковру, капитан подкрался к двери профессорских апартаментов, как вдруг они распахнулись, и из них вышла… Маргарет Эстберг!
Увидев капитана, девушка явно смутилась, и поспешила оправдаться:
— Фру Бергстен, горничная этого этажа, вынуждена была сегодня уйти пораньше и попросила меня заменить ее. Я проверяла, сменили ли в номерах бутылки с минеральной водой.
— Что ж, это замечательно, — как можно сдержаннее отозвался капитан, — я знаю, вы добросовестный работник. О, вы уже не носите свой красивый кулон с Нефертити?
И кивнув девушке, капитан прошел мимо.
— Диего! — услышал он жалобный голос, но даже не обернулся. Капитан понимал, что не следовало так говорить, что он может разоблачить себя, но разве сам факт наблюдения за ним Маргарет уже не свидетельствует о его разоблачении? Ладно, что сделано, то сделано. Она следила за ним, теперь он поймал ее на месте преступления, выходит, они квиты.
До возвращения польского ученого с ужина больше никто не пытался проникнуть в его апартаменты. Капитан прилег, радиоприемник в изголовье тихонько наигрывал приятную мелодию. Теперь, когда обе двери на балкон были закрыты, капитан не мог слышать, что происходило в номере профессора, вся надежда оставалась на этот маленький радиоприемник, который в случае опасности подал бы сигнал. Но сигнала тревоги не было. Ночь прошла спокойно.
А наутро события стали разворачиваться в стремительном темпе. Капитан хорошо знал расписание своих подопечных, знал, когда уходят, когда возвращаются. Время шло к пяти часам, приблизительно к этому времени оба польских атомщика возвращались в «Минерву-палас». Возвращались они пешком всегда вместе, затем расходились по своим номерам, а минут через десять — пятнадцать встречались в ресторане за обедом. Обедали тоже вместе, за этим строго следил профессор, и его молодому коллеге приходилось подчиняться.
Капитан вышел на балкон и услышал, как этажом ниже отперли дверь и с грохотом захлопнули. «Молодец профессор, — подумал капитан, — действует в соответствии с инструкцией. А сейчас пристегнет свой портфель к ножке кресла, тоже в соответствии с инструкцией. А потом отправится в ванную, умоется, переоденется.» Сменит костюм, к обеду профессор спускался без галстука, в легкой рубашке, без пиджака.
Вот по такому сценарию обычно разворачивались события внизу, и капитан надеялся, что и на сей раз будет так же. Однако он ошибся. После того как профессор, входя, захлопнул дверь, он воскликнул: «Господа!
Вытащив из кармана пистолет, капитан бросился вон из номера, на сей раз даже не захлопнув за собой двери.
Глава XII
Такси № 4853
В тот день, ближе к вечеру, Маргарет спустилась на пятый этаж, чтобы договориться с обслуживающей его горничной о совместной уборке нескольких номеров. Горничные всегда так делали, когда требовалась генеральная уборка: вдвоем и легче, и веселее работать. Найдя горничную в ее служебном номере, последнем по коридору, рядом с лифтами и лестницей, девушка договорилась с коллегой и задержалась немного, чтобы, как всегда, поболтать, обменяться новостями и сплетнями. Дверь служебного номера, как положено, оставалась открытой, и обе горничные видели проходивших по коридору от лифта и к лифту постояльцев отеля. Вот прошел пожилой мужчина плотного телосложения с неизменным коричневым портфелем в левой руке. Разговор, естественно, переключился на него.
— Всегда с этим портфелем, никогда с ним не расстается, — рассмеялась горничная пятого этажа. — Уж и не знаю, какие там сокровища хранятся, раз уж он так над ним дрожит. Заметили, милочка, что портфель на цепочке, а цепочка заканчивается браслетом? Ну как же, браслет надет на руку, если какой воришка и подумает выхватить портфель, у него ничего не выйдет. А сейчас придет к себе в номер, отстегнет портфель от себя и на том же браслете пристегнет к ножке большого кресла, что у нас в спальнях стоят. И только потом спустится в ресторан к обеду. Странный человек, но в общем спокойный, никогда от него никаких неприятностей, вежливый и обходительный. И очень пунктуальный, когда вижу его, всегда знаю, сколько времени. Вот сейчас, должно быть, без четверти пять.
Взглянув на часики на руке, Маргарет фыркнула от смеха. И в самом деле, без четверти пять! А ее сотоварка, довольная произведенным эффектом, продолжала рассказывать о чудаковатом польском профессоре.
— После обеда он возвращается к себе в номер, и я знаю — скоро пробьет шесть. Потом он часа два сидит в номере и пишет что-то, работает, наверное, ведь сюда, к нам, они с другим поляком приехали работать. А потом спустится, полчасика погуляет по парку для моциону, поужинает в нашем ресторане и вернется к себе в апартаменты. Значит, время уже идет к половине десятого. Ну, от девяти до полдесятого, иногда несколько минут разницы. И я никогда не замечала, чтобы приводил к себе женщин, а признайте, с этими своими густыми седыми волосами он очень, очень интересный мужчина!
— Может, просто верен жене? — предположила Маргарет.
Пожилая горничная махнула рукой.
— Все они верные на словах, вот выйдешь замуж, сама убедишься. Уж можешь мне поверить, как-никак двадцать лет замужем. И кажется, могла бы поручиться за моего Кьелла: не пьющий, работящий, всегда сделает по дому, о чем попрошу, но голову за его верность давать поостерегусь. За смазливой бабенкой всякий мужик увяжется.
Словоохотливая горничная еще долго рассуждала бы о моральном облике всех мужиков — видимо, ее любимая тема, если бы ее не прервало вторичное появление профессора. Что это, нарушение постоянного расписания, о котором она только что так убедительно поведала младшей коллеге? Такого ей еще не приходилось видеть.