Дом у озера
Шрифт:
Забравшись в свою тесную и мрачную раковину, Кэлли глубже и глубже погружалась в молчание. Кейт все понимала и потому не торопила, не тянула на разговор, не подстегивала с решением. Но рано или поздно давать ответ придется. Кэлли знала это уже потому, что во второй половине дня их ждала встреча с инспектором в офисе службы надзора и попечения.
Но сначала другая встреча. Оторвав взгляд от пролетающего за окном пейзажа, Кэлли посмотрела на продолговатый, официального вида конверт, лежавший на сиденье между ними. Синий штамп свидетельствовал, что письмо пришло из находящегося
Она поерзала на сиденье, и Кейт, мгновенно интерпретировав ерзанье как желание по возможности дальше отодвинуться от письма, печально вздохнула:
— Извини. Я понимаю, как тебе нелегко…
— Ничего вы не понимаете. Как вы можете это понимать? У вас приличные родители и замечательная семья. Я же видела фотографии и слышала, что рассказывают люди. У вас было расчудесное детство. Так откуда вам знать, как мне нелегко.
— А знаешь, что я думаю? Вспомнила старую пословицу и подумала, что она ведь, пожалуй, верна. В счастливое детство никогда не поздно вернуться…
— Да уж. — Кэлли сделала вид, что рассматривает ногти.
— Ты еще можешь отказаться от свидания с матерью. Идея была моя, так что мне и разговаривать.
— Я пойду с вами. — Несмотря ни на что, Кэлли тянуло к матери, хотелось увидеть ее, услышать ее голос расспросить. — Вы, наверно, думаете, что я чокнутая, раз готова оказаться с ней в одной комнате.
— Нет. — Кейт покачала головой. — Ничего такого я не думаю.
— Даже притом что она до конца оставалась верной этому психу, Тимоти Стоуну? И что, когда все развалилось, отвезла меня в Вашингтон и сдала на руки чужим людям?
— Ты ее не выбирала, но она у тебя есть.
Кэлли не ответила. Она давно научилась держать язык за зубами, а старые привычки остаются надолго.
На парковочной стоянке у женской тюрьмы в Пэрди Кейт поставила джип на отведенное для посетителей место и предъявила пропуск охранникам у ворот. Потом они спустились вниз по гранитной лестнице. Кейт держалась спокойно и уверенно, как будто посещение подобного рода учреждений было для нее привычным делом. У следующего входа их проверили металлодетекторами, и хотя щуп ни разу не коснулся тела, ощущения были не из приятных. Они миновали несколько ворот, причем пройденные закрывались раньше, чем открывались следующие. Наблюдая за Кейт, Кэлли видела, что та начинает нервничать — гнетущая атмосфера действовала и на нее.
Ее первый приемный дом находился так близко от этой тюрьмы, что по ночам из-за яркого света в окнах, коридорах и дворе невозможно было увидеть звезды на небе. Кэлли знала маршрут. По пути в помещение для свиданий они прошли сад, неизменно удивлявший каждого, кто попадал сюда впервые. Повсюду цвели георгины и душистый горошек, а на тихих водах маленького пруда покачивались лепестки роз. На ветке сливы щебетала птичка. Настоящий оазис, если забыть об окружавших его милях колючей проволоки.
Заключенные, мимо которых они проходили, отводили глаза. Зрительный контакт, объяснила им
Ей было интересно, как чувствует себя в непривычном окружении Кейт. Тому, кто видел ее впервые, могло показаться, что подобное зрелище не для ее нервов. Немного растерянная, с широко распахнутыми глазами и торчащими во все стороны волосами, она напоминала Алису в Стране чудес. Но за обманчивой внешностью скрывался стальной характер, что проявилось в коротеньком эпизоде, когда одна из обитательниц тюрьмы смерила ее оценивающим взглядом, а Кейт даже бровью не повела.
Ждать пришлось в комнате с несколькими пластиковыми стульями и столами. Покрывавший пол линолеум в нескольких местах протерся почти до дыр. Комната не проветривалась, окна не открывались, и духота стояла страшная.
Кейт села за стол, достала блокнот, карандаш, положила перед собой, подровняла и иронично улыбнулась:
— Ты только не думай, что я нервничаю.
Кэлли улыбнулась в ответ:
— Не беспокойтесь. Здесь все нервничают.
Через несколько минут привели ее мать. Кейт торопливо поднялась — ножки стула противно царапнули по полу. Кэлли осталась сидеть, положив руку на спинку стула. В груди бушевал ураган самых разных эмоций — злость, неуверенность, тревога, надежда, печаль, — но она держала их все в узде и ничем не выдавала смятения.
— Привет, — сказала она и лишь затем встала.
— И тебе тоже, — ответила мать, скользнув по ней безразличным взглядом. — А ты похудела.
— На день рождения потеряла сознание и едва не умерла, — пожала плечами Кэлли и тут же укорила себя за несдержанность. Зачем? Ей ведь нет до нее никакого дела. — У меня обнаружили резистентность к инсулину. Дальше — диабет второго типа.
Мать смотрела на нее все так же равнодушно.
— Не надо было так разъедаться.
После такого вступления было уже, конечно, не до нежностей. Ни обниматься, ни улыбаться не тянуло. Они давно перестали притворяться, будто их что-то связывает. Мать, как и предполагала Кэлли, сидела с каменным лицом. Другое дело Кейт. Ее реакция интересовала Кэлли куда больше. Люди, впервые встречавшиеся с Соней Ивэнс, бывали обычно поражены ее хрупкой красотой. Просто Рене Зеллвегер с номером на спине тюремной рубашки.
Кейт, хотя и видела уже плохенькую фотографию Сони и знала, чего ожидать, не стала исключением, но скрыла удивление под приветливой улыбкой.
— Миссис Ивэнс, я — Кейт Ливингстон. Давно хотела познакомиться с вами.
Миссис Ивэнс побарабанила пальцами по столу.
— Почему?
— Главным образом из любопытства. — Кейт откинулась на спинку стула. Втирать очки, делать вид, что ее привело сюда исключительно сострадание, она не намеревалась. — А еще потому что собираю материал для статьи. Надеюсь, вы мне поможете и расскажете о том, как жили с Кэлли.
В темных глазах Сони мелькнуло недоверие.
— Для какой статьи?