Дом у последнего фонаря
Шрифт:
– Он… жив?
– Пока жив. – Перышко вновь сместилось от еле уловимого выдоха, и Александра вернула его обратно. – Дышит.
– Кто это сделал?
– Твоя мама.
Художница ожидала возмущенного крика «Не может быть!», но Лиза молчала. Александра тоже стояла молча, прижав телефон к уху. В мансарде потемнело. В незашторенное окно женщина видела, что небо уже целиком заволокли сизые снеговые тучи. Шквальный ветер ломился в скрипящие дощатые стены. Дом казался кораблем, прорывающимся сквозь бурю.
– Дай мне слово, – произнесла Александра, так и не дождавшись реакции
– Хорошо, – после заминки вымолвила девушка. – Вы… были при этом? Видели, как она это сделала?
– Лиза, если бы я это ВИДЕЛА, находясь поблизости, боюсь, мы с тобой сейчас бы не разговаривали. Ладно, пойду, включу во дворе фонарь. Все-таки ориентир. «Скорая» вот-вот должна приехать.
Положив телефон в карман, Александра попыталась нащупать пульс у неподвижно лежащего мужчины. Ей это не удалось. Но пушинка, пристроенная на прежнее место, в ложбинку на верхней губе, исправно слетела.
Торопливо спустившись по лестнице, женщина пересекла кухню и вышла во двор. Подойдя к фонарному столбу, повернула выключатель. Высоко над ее головой загорелся фонарь. Желтый свет казался особенно ярким на фоне темных облаков. Александра стояла у калитки, спрятав руки в рукава куртки, и слушала шум леса, в котором выл и бесчинствовал зимний ветер.
Когда сквозь этот рваный гул послышался посторонний звук, женщина отворила калитку, вышла в переулок и отправилась навстречу «скорой».
Глава 15
Спустя неделю Александра возвращалась из Петербурга. Сорвавшаяся поездка все же состоялась, коллекция пасхальных яиц чудом дождалась художницу.
– Просто я никому не доверяю, кроме вас, – призналась ей теперь уже бывшая владелица коллекции, сухощавая седая дама с громкой старинной фамилией. – Вы единственная, о ком все отзываются хорошо!
– Не могу передать, как приятно узнать такое о себе, – чистосердечно ответила Александра. – Обычно перекупщиков антиквариата обвиняют во всех смертных грехах. Заслуженно, конечно…
– А я вчера как раз смотрела сюжет в криминальных новостях, – сообщила дама. – Какой ужас! В Москве двух коллекционеров убили! Говорят, это сделали сатанисты!
– Нет, сатанисты тут ни при чем, – не выдержала художница, которая сперва не собиралась обнаруживать свою причастность к этому громкому делу. – Просто кое-кому хотелось бы, чтобы думали на них. И второй коллекционер жив. Ему как раз вчера стало намного лучше. Он весь день был в сознании.
– А вы его знаете? – горячо заинтересовалась дама.
– Слегка. Да он ваш, питерский.
Спасаясь от бури вопросов, последовавших за этим признанием, женщина поспешила сказать, что опаздывает на поезд. Впрочем, так оно и было, она всегда успевала на вокзал в последний момент.
Сидя в купе (пришлось взять дорогой билет, из соображений безопасности коллекции), Александра вспоминала события последней недели. Их было столько, что казалось – прошел год.
«Когда я привезла Олега в больницу, думала, он мертв. И
…Ситуация разрядилась, только когда мужчину оформили и отвезли в операционную. К счастью, медицинский полис оказался вложен в паспорт, обнаруженный в кармане куртки. Нашлась и некоторая сумма денег, которую Александра немедленно вручила заведующему отделением:
– Возьмите, ведь нужны будут лекарства, еще что-то… Или, может, придется в Москву перевозить?
– Обойдемся и без Москвы, – ответил тот. – Крови он много потерял, и задет лимфоузел, насколько я могу судить. Еще здоровенная гематома на затылке и сотрясение мозга. Но череп цел. Пролежит пару месяцев, оклемается. Мужик еще молодой, и сердце у него приличное.
– Гематома? – переспросила Александра.
– Ну да, от удара. Где это он так приложился?
– Боюсь, он не сам приложился, а его приложили, – пробормотала женщина. – Ударили, значит, сзади?
– Безусловно, не спереди. – Врач улыбнулся ее наивности. – А он вам родственник?
– Знакомый. Я посижу, пока операция не закончится?
И Александре разрешили подождать несколько часов в коридоре, на потрепанном диванчике, а после проводить санитаров с каталкой в отделение интенсивной терапии. Вслед за этим женщине сообщили, что в кабинете главврача ее дожидается только что приехавший оперативник.
Художница была рада, увидев пожилого мужчину, казавшегося спокойным и добродушным, а не Ирину Вячеславовну, слишком красивую и слишком явно выражавшую недоверие к ее словам. Мужчина внимательно выслушал все, что Александра сочла необходимым сообщить. На этот раз она была предельно откровенна и не скрыла ни одного имени, ни единого факта. Выдавать Светлану или нет? Александра не колебалась. Зверская расправа, которую та учинила над Олегом, разом перевела ее в разряд людей, которых художница не причисляла к «охраняемым видам», по ее собственному выражению.
…«И чего ради мне ее выгораживать?» – спрашивала она про себя тени, бегущие по слабо освещенному луной потолку купе. Стояла глубокая ночь, соседи спали. Лунная ночь, в довершение сходства с той, когда ей привиделась мертвая Лиза. «Пожалеть Светлану ради дочери? Но ведь она убила бы и дочь. И может, не стала бы долго ждать. “Оружие” ей подарила я. Девочка страдала из-за смерти отца и приняла смертельную дозу успокоительного… Никто бы не удивился. Все бы поверили. И с этого момента Светлана стала бы совершенно свободной и неуязвимой. Больше ни один человек не смог бы ткнуть в нее пальцем и сказать: “Ты убийца, ты убила бывшего мужа!” Об этом знали двое – Лиза и Олег. Единственные близкие ей люди. Единственные, к кому она кинулась за помощью. И сразу после этого они стали для нее потенциально опасны, потому что узнали о ней то, что она любой ценой желала скрыть! Впрочем, нет. Нет. Оставалась бы еще я… Ведь она не знала, что именно мне известно. А у страха глаза велики. Она могла вбить себе в голову, что я знаю ВСЕ! Олег ведь именно так и решил…»