Дом убийств
Шрифт:
Хрипы в его груди усилились, заглушая слова. Он продолжал после паузы:
— Тогда я выбрался из дома, пошел к колодцу и бросил туда оба резака. Я мог бы оставить резак Монжа. Не знаю, почему я швырнул его на дно.
— Мне сказали, что вы плакали, — прошептал Серафен.
— Кто это тебе сказал? — Зорм подскочил, словно его подбросило пружиной, и сел, привалившись к подушке. — Кто тебе сказал? — повторил он, в голосе его послышалась угроза.
— Какое это имеет значение? — пробормотал Серафен. — Я спустился на дно колодца. Я нашел то, что осталось от двух резаков. Но какое все это
На этот раз Зорм не пытался уклониться от его взгляда, и Серафен увидел, что руки умирающего сжались в кулаки.
— Ты ошибаешься, — сказал он глухо. — Я не знаю, что такое слезы. Я боялся — а это совсем другое.
— Но кого вы могли бояться?
Зорм с трудом проглотил вязкую слюну. Его глаза опять избегали глаз Серафена.
— Ладно, — проговорил он, — я тебе все расскажу. А ты расскажешь жандармам. Так вот, той ночью, когда я шел к колодцу, я увидел троих мужчин, прятавшихся за грудой разбитых повозок. О, им казалось, они в надежном укрытии! Однако их резаки блестели в лунном свете, будто змеиная кожа в траве. Правда, лиц их я не разглядел, потому что они натянули сетки пасечников. Зато они должны были отлично рассмотреть мое. Не может быть, чтобы они меня не узнали. И я бежал, как жалкий трус. Я забился в эту дыру, затаился, с минуты на минуту ожидая появления жандармов. К счастью… к счастью, мне повезло и…
Он запнулся, подбирая слова.
— Гильотинировали трех невиновных, — докончил Серафен.
— Глупцы! Должно быть, они забрели в усадьбу на рассвете. Скорее всего, уже основательно под хмельком. Они увидели открытую дверь, что-то стащили — яйца, ветчину… У раковины как раз стояла бутылка водки: Монж держал ее наготове, чтобы наливать возчикам… Конечно, они не могли не заметить трупы! Но водка… бутылка подействовала на них, как приманка. Что с них возьмешь — дикари! Подбираясь к выпивке, они должны были перешагивать через трупы… Тебя они даже не заметили! Что ты хочешь…
Он проворчал какое-то ругательство по адресу казненных герцеговинцев. Серафен смотрел на его искаженное судорогой землисто-серое лицо. Слова, слетавшие с этих бескровных губ, казалось, не имели ничего общего с преследовавшей его, Серафена, жуткой картиной.
— Я сказал — к счастью, — продолжал Зорм, — но кто знает? Уж лучше эшафот, чем столько лет постоянного страха. Тогда я не разглядел, кто эти трое. Мало ли что… Случайная женщина, попойка, когда море по колено и весело мочатся на крапиву… «Помните историю с Ля Бюрльер? Так вот, я знаю, что там произошло. И было все не так, как вы думаете…» Это ведь так легко, сорвется с языка — и пиши пропало… К счастью, здешний люд обходит меня стороной, даже смотреть избегают. Никогда, — сказал Зорм, — никогда и никто не смотрел на меня так, как ты…
Он умолк и снова прислушался. В наступившей тишине листва кипариса перешептывалась с ветром. Зорм откинулся на подушку.
— Уже поздно, — пробормотал Серафен.
— Ах, да! — сказал Зорм. — Ты ведь пришел, чтобы узнать. Думаешь, у меня будет время все тебе рассказать? Когда я увидел, как ты молотишь кулаками по камням, я понял, что ты не отступишься, перевернешь все плиты, чтобы докопаться до скрытой под ними тайны. С тех пор я ходил за тобой по пятам. Я ведь был
— Так это вы звали меня той ночью?
— Да. И я пошел за тобой к источнику Сиубер, видел, как ты проводил рукой по тому месту, где точили резаки и косы. Я понял: ты что-то узнал… Дни и ночи следил я за тем, как ты разрушаешь Ля Бюрльер. Я бродил среди развалин, после того как ты разобрал дымовую трубу, и увидел тайник, который ты обнаружил. Мне нужно было узнать, что ты нашел.
— Значит, ваше присутствие я почуял в моей кухне?
— Я сказал себе: «Когда он схватит их за глотку, они станут выкрикивать мое имя и поднимут визг, точно свиньи под ножом мясника. Они будут твердить это, пока он не услышит. И он придет. И тогда…»
— Я пришел, — сказал Серафен.
— Слишком поздно. Я умираю, а ты теперь знаешь правду. Но я не мог рисковать, что не успею тебе всего рассказать. И потом, ты мог мне не поверить…
— Еще могу.
— Подожди, если хочешь, чтобы я закончил. Так вот, я не мог рисковать. Я не знал, когда и как ты возьмешься за них. Когда я увидел, что ты направляешься в Понтрадье, я поехал следом. Гаспар был первым. Во всяком случае, он это заслужил. Если эти трое не убили Монжа в ту ночь, то лишь потому, что я их опередил. Я оказал им славную услугу…
Зорм умолк. Его взгляд был прикован к одному из окон, занавеска на котором колебалась от сквозняка.
— Кто еще здесь? — проворчал он. — Я не ждал никого, кроме тебя.
— Это ветер, — сказал Серафен.
— Знаешь, это ты меня надоумил. Я видел, как ты поглаживал край бассейна, как будто находил его недостаточно гладким… И я видел также, как в тумане ты остановился перед мартельерой бьефа на мельнице Сепюлькра, а потом вернулся и заглянул в слуховое окно.
— Это, правда, все так… — прошептал Серафен.
— Да, — сказал Зорм, — но остальное-то сделал я.
— А Шармен? Вы забыли о Шармен. Потому что это ведь вы выпустили из вольера собак?
— Животные — не люди, — вздохнул Зорм. — Природа для меня — открытая книга. Я мог разговаривать с совами, барсуками… Представляешь, с барсуками! Они часами слушали меня, сидя на задних лапках. И уж тем более я умел говорить с собаками…
— Но Шармен ничего вам не сделала.
— Она меня видела. Правда, какую-то долю секунды… Ночью, в парке, она приняла меня за тебя и окликнула: «Серафен!»
Серафен почувствовал, как сердце замерло у него в груди и провалилось куда-то в пятки, потому что Зорм произнес его имя голосом Шармен.
— Впоследствии она могла об этом вспомнить, — продолжал Зорм, — узнать меня при встрече… Я не мог рисковать. — Он усмехнулся. — Надо же, столько натворить, чтобы избежать смерти, и вот тебе…
Серафен отвел взгляд и, отвернувшись, отошел от постели. Ошеломленный, бродил он по огромной комнате. Так вот какова правда, принесшая столько зла! Человек в припадке безумия истребляет свою семью. У другого человека нет иного выхода, кроме как убить первого, чтобы спасти его, Серафена, лежащего в колыбели…