Дом Утраченных Грез
Шрифт:
– Говорите по-английски? – спросил Майк. Потом глупо добавил: – Я разбил машину.
Монахи молчали.
– Камари, – сказал он, пытаясь выдавить улыбку и махнув в ту сторону, в которой, за горой, находился, как он надеялся, его дом.
Ответа опять не последовало. Первый монах жег его взглядом. Тут Майк обратил внимание на обувь монаха. Она была из какого-то тяжелого серого металла и с заостренными носками точь-в-точь как та, что он видел в монастыре. Жесткие ее края до крови натерли ноги монаха. Майка охватил дикий страх. Он попятился назад, спотыкаясь и снова
Монах молча замахнулся посохом, как копьем, и сильно ударил Майка в зубы. Ошарашенный, Майк отскочил назад. «Какого черта?» Он выплюнул кровь с осколком зуба. Монах двинулся на него, собираясь опять ударить, но Майк схватил конец деревянного посоха и крутанул его, стараясь вырвать из рук монаха. Двое других монахов пришли на помощь первому и ударили своими посохами Майка по руке, так что она сразу онемела. Потом посох с громким треском обрушился ему на голову.
Майк согнулся пополам, в глазах у него на мгновение потемнело. Открыв глаза, он увидел подошву металлического башмака, нацеленного ему в лицо. Последовал сильный удар в челюсть. Второй удар пришелся на коленную чашечку, и он рухнул на пыльную дорогу. Другие монахи нещадно охаживали его посохами. Но боль от их ударов было не сравнить с болью от железных башмаков, которыми его продолжали пинать, как в драке без правил. Он попробовал приподнять голову, но почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Последовал удар посохом по затылку, и он потерял сознание.
9
Лишь когда пылающее солнце скрылось за скалистым островком, торчащим из моря, Ким забеспокоилась. Ужин для Майка был готов, в вечернем воздухе разносился запах чеснока, бутылка вина была открыта. День прошел на удивление спокойно, только один раз ее потревожили: молодая немецкая пара обратилась к ней за помощью – наступили на морского ежа. Она показала им, как в таких случаях поступают греки: намазала им подошвы зубной пастой, чтобы колючки немного вытянуло, а потом удалила их пинцетом. Немцы поблагодарили ее, но, уходя, так морщились, словно им выдернули не колючки, а ноги.
Тучи заволокли алый горизонт, и небо стало темнеть. Впервые Ким задумалась, что ей делать в случае, если Майк не появится. Она уже собиралась зажечь лампу, когда увидела на тропинке вдоль берега Кати, спешащую к ним. У ворот Кати остановилась в нерешительности.
Странно было видеть Кати не в лавке. Ким не раз приглашала ее к себе, но Кати неизменно отказывалась. И вот она здесь.
– Кати! Да не стой ты у ворот, входи!
Но у Кати, похоже, не было желания идти дальше. Вид у нее был очень серьезный. Она кивнула, подзывая Ким к себе.
– Смотри, – сказала Кати. – Произошел несчастный случай. Майк в больнице в Потами. Я пришла за тобой, чтобы отвезти тебя туда.
– Что случилось? Что он сделал? Что с ним?
– Успокойся. Собери для него что нужно. Рубашку, еще какие-то вещи.
Ким вдруг ощутила необыкновенную ясность в голове. Она собрала кое-что из одежды, полотенце, его бритву. Выключила газовую плитку, на которой грелся их с Майком ужин, заперла дом. Возле таверны Кати усадила ее в машину и повезла
Когда они приехали в больницу, Майк спал. Голова забинтована. Все лицо в кровоподтеках. Больница привела Ким в смятение. Грязь, равнодушие персонала. Врачей не сыщешь.
Наконец врач смог поговорить с ней:
– У него трещина в ребре или в двух. Сломана рука. Множественные раны и ушибы. Он оправится. Я сделал ему укол.
Только теперь Ким заплакала.
– Я не сказал, что он умирает. Я сказал, он оправится.
– Да. Да. Спасибо. Да. Могу я забрать его домой?
– Пока нет. Я жду, что покажет рентген.
– Но он не может здесь оставаться!
– Почему?
Ким обвела взглядом палату. Ей не хотелось обижать врача. Он был очень добр к ней.
– Ну а я могу остаться с ним?
Врач заговорил с Кати по-гречески, потом покинул их.
– Тебе негде тут разместиться, – сказала Кати. – В любом случае ты ничем не сможешь ему помочь. Мы приедем завтра.
Ким подошла к койке Майка и постояла рядом, держа в ладонях его безвольную руку. Он не просыпался. Ким передала медсестре сумку с вещами. Выйдя из больницы, она снова заплакала:
– Извини. Знаю, я такая глупая.
Кати в замешательстве посмотрела на нее:
– О чем ты?
– Ну, что я плачу. – И тут она вспомнила, что говорит с гречанкой, а не с англичанкой.
– Переночуешь у меня, – сказала Кати. – Не хочу, чтобы ты сегодня оставалась в том ужасном доме.
Ким плохо слышала, что говорила ей Кати, но была благодарна ей за то, что не придется возвращаться домой одной.
Утром Кати сказала, что им надо отвезти Майку что-нибудь поесть. Предыдущим вечером она кое-что оставила в палате, чтобы Майк мог позавтракать; питание в греческих больницах более чем скудное, об этом должны заботиться родственники пациента.
Майк еще не отошел от вчерашнего укола. Он приоткрыл один глаз:
– Эт…ы.
– Да, это я. Что с тобой произошло?
– Р…бил м…шину.
– Я об этом слышала.
– М…хи. Н…али.
Ким не могла понять ни слова, да и не очень прислушивалась. Ее слишком потрясло его опухшее, все в кровоподтеках лицо, хотя она старалась не показывать этого. Накормила его йогуртом с медом и час просидела с ним. Кати отправилась в Палиоскалу, столицу острова, и должна была приехать позже. Ким пошла узнать подробности аварии. Врач, которого она нашла, был тот же, что и вчера.
– Долгое же у вас дежурство.
– Да. Даже слишком. – Усталый вид подтверждал его слова.
– Можете сказать мне, что все-таки произошло?
– Крестьянин нашел его в горах, лежащим на обочине дороги. Он перевернулся, и его выбросило из машины. И крестьянин привез его к нам.
– Вы должны сказать, кто этот крестьянин. Хочу отблагодарить его.
Врач рассмеялся:
– Мы – греки. Неужели вы думаете, что мы оставим человека умирать на дороге? Конечно, я скажу, где он живет.