Дом в глухом лесу
Шрифт:
– В этом смысле озеро очень похоже на море, – отозвался Оливер. – Но ручаюсь, в нем не водится ничего более зловещего, чем та восхитительная озерная форель, которой мы отдали должное вчера за ужином.
– Хой утверждает, будто Одинокое озеро оттого такое глубокое, что находится в жерле древнего вулкана, и что окрестные горы Талбот – остатки самого вулканического конуса. И на этот счет он вроде бы очень даже в себе уверен.
– Хой? Кто такой Хой?
– Один чудаковатый малый; ты с ним еще познакомишься. Дом его зовется «Пики», и беспорядок там вполне под стать характеру хозяина. Живет Хой у самого тракта, в Мрачном лесу, в нескольких милях к западу от деревни. Полностью его величают «капитан Хой», хотя где уж он там в своей жизни капитанил,
7
Хозяин гончих (masteroffoxhounds) – титул главы охотничьего общества и владельца своры гончих; как правило, им бывает видный представитель земельной аристократии. (Прим. перев.)
– Может статься, капитан Хой сумеет рассказать нам больше о твоих новых соседях, обосновавшихся на мысу.
– Не удивлюсь. Впрочем, самому мне дела нет до Скайлингдена… Ха! Нолл, глянь-ка вон туда!
Шлюп развернулся носом к южной оконечности мыса – той, что со стороны Шильстон-Апкота не видна. Туман над нею почти развеялся, но поначалу Оливеру не удалось разглядеть на густо поросших лесом склонах ровным счетом ничего примечательного. Постепенно, по мере того как глаза привыкали к волнистым, изломанным очертаниям деревьев, он приметил, что тут и там среди стволов чернеют самых разных размеров проломы и расселины.
– Пещеры? Сквайр кивнул.
– С этой стороны мыс насквозь ими изрыт. Кто, по-вашему, сэр, среди них рыщет?
Ясные глаза Оливера расширились: наконец-то он понял, что за цель преследует их сегодняшнее плавание!
– Тупорылые медведи?
– В самую точку! А теперь глянь-ка туда!
Из пещеры выбралась грузная, неповоротливая туша. Это и впрямь был медведь, и, разумеется, тупорылой разновидности, как явствовало по длинным мускулистым лапам, дугообразной спине и свирепой плоской морде. Его шерсть, некогда темно-бурая, теперь почти вся поседела. Зверь доковылял до широкого уступа перед входом в пещеру, плюхнулся на зад, потянулся, зевнул и принялся сосать лапу.
– Это тот же самый мишка, что бродил себе по городу давеча вечером?
– Да, старина Косолап, – кивнул Марк. – Он вот уже много лет живет то в пещерах, то в чаще. Подобно большинству своих собратьев, держится обособленно, этаким отшельником. Большой знаток рыбы, ягод, желудей и медоносных пчел: где корешков нароет, где плодов поест, где заплутавшую свинью или горную овцу подцепит; словом, весьма самодостаточный джентльмен – ценит одиночество, докучать себе не позволяет. Хотя надо признать и то, что для тупорылого медведя Косолап – не самый агрессивный экземпляр. Сдается мне, человеку он отродясь вреда не причинил, хотя те, кого угораздило с ним столкнуться, чего только не рассказывают. Пока Скайлингден пустовал, он на свободе разгуливал по тамошним землям и хозяйственным пристройкам; но теперь, когда при усадьбе, похоже, появился хозяин, бедняге несладко приходится. Возможно, потому он и забрел на Нижнюю улицу: чтобы хоть там не видеть и не слышать мистера Вида Уинтермарча и его домочадцев.
– На таком расстоянии зверь кажется обманчиво ручным, хотя держу пари: ежели разозлить его, рассвирепеет он не на шутку. Не хотелось бы мне ни при каких обстоятельствах столкнуться с таким чудищем – не больше, чем повстречать в Клюквенных угодьях саблезубого кота.
– В расцвете медвежьих сил и молодости Косолап был могуч и грозен, это так, но теперь изрядно повыдохся, и прежней живости в нем не осталось. В известном смысле я ему сочувствую: он символизирует собою закат целой эпохи. Как гласит пословица:
– И много таких мишек шастает вокруг города?
– Несколько штук наберется; хотя в общем и целом тупорылые медведи предпочитают жить в горах повыше. Они, конечно, и вниз спускаются, ежели приспичит, – рыбку половить в ручьях вокруг Одинокого озера; но в горных лесах для них дичи вполне довольно. Большинство медведей всеядны, однако похоже на то, что тупорылым мишкам требуется более обильный мясной рацион, нежели их собратьям; по крайней мере так считает Хой.
– А этот ваш капитан Хой – он что, естествознание изучал? Не иначе, как разделяет пристрастия нашего старого наставника, профессора Хамфриза из Антробуса?
– Изучает он мир или, скорее, то, что от него осталось, – отозвался Марк, вытягивая грота-шкот. – И, как я понимаю, никаких университетов не оканчивал.
– А какие еще дикие звери водятся в здешней долине? – полюбопытствовал Оливер, окидывая восхищенным взглядом обширные нагорья, спускающиеся к берегу озера.
– Стеречься надо главным образом медведей и котов. В это время года саблезубые коты деревню обычно обходят стороной; вот в холодные месяцы – дело другое. Впрочем, лишняя осторожность никогда не помешает. Ты ведь наверняка заметил, что в большинстве домов окна забраны решетками и закрываются ставнями; уверяю тебя, это отнюдь не из-за двуногих бандитов! А еще у нас есть мегатерии – наземные ленивцы; эти безмозглые создания водятся в лощинах. Есть волки: тебе, наверное, уже довелось слышать их жуткие завывания в глухой ночи. А порою, проснувшись утром, обнаруживаешь, что на росистом лугу пасется приблудившееся семейство мастодонтов. Тут, в горах, выезды мастодонтов еще в ходу, прямо как встарь; один прошел как раз перед твоим приездом. Внушительное, надо сказать, зрелище: шествующий по каретному тракту груженный доверху караван громотопов!
– А как насчет птиц? – полюбопытствовал Оливер. – Мне ночью такое приснилось! Я вообще спал плохо, урывками, сам не знаю почему, а в промежутках воображение так и разыгрывалось. Уже давно перевалило за полночь, когда мне вдруг почудилось, будто кто-то заглядывает в мое створное окно. Я сперва не понял, что это сон; я вроде бы поднялся, гляжу – на подоконнике снаружи угнездилась огромная птица. Что за птица – в темноте было не разглядеть; я видел только два круглых горящих глаза вроде совиных. А в следующий миг мне померещилось, будто это существо со мною словно соприкоснулось: нет, не в физическом смысле, ведь окно-то было закрыто. Мне почудилось, будто разум птицы каким-то образом проникает в мое сознание. И тут я проснулся – хватая ртом воздух, весь в поту. Никогда еще сон не производил на меня такого впечатления.
– Возможно, это не вполне сон, – предположил Марк. – Возможно, на твоем окне и впрямь сидел тераторн.
– А они тут водятся? – неуютно поежился Оливер.
– А как же!
В городах вроде Вороньего Края суеверные жители видели в тераторнах вестников беды: появление этой птицы – крайне дурной знак, хуже просто не придумаешь. И репутация за этими злобными хищниками закрепилась весьма скверная. Кое-кто утверждал, будто своими глазами видел, как три-четыре тераторна, сбившись в стаю, валили наземь взрослого саблезубого кота. По счастью, на побережье тераторна в небе увидишь нечасто; они терпеть не могут туманов и предпочитают прозрачный воздух горных лугов.
– По мне, так твари не из самых приятных, – признался Оливер. – Честно скажу: я лично предпочитаю дроздов и малиновок.
– Готов поспорить еще на пятьдесят гиней, что тераторны их тоже предпочитают, – криво улыбнулся Марк.
В памяти Оливера на мгновение всплыл образ тераторна: эту птицу молодой человек некогда видел в «Странных странностях»: огромное черное туловище вроде как у грифа, кармазинно-красная голова и шея, широкие крылья, зловещий острый клюв и когти, бездушный взгляд холодных глаз…