Дом в глухом лесу

Барлоу Джеффри

– Не красавец, нет, – пробормотал он себе под нос.

– Это ты про меня? – осведомился Марк, на мгновение отвлекшись от капитанских обязанностей.

– Как можно!

– А почему бы, собственно, и нет? Мой дражайший, без вести сгинувший папочка, помимо всего прочего, завещал мне еще и потрясающую внешность!

– По-моему, ты малость преувеличиваешь.

– Дорогой мой Нолл, я всего лишь режу правду-матку. Ты ведь признаешь, что я – отнюдь не первый красавец мира… и не первый красавец Талботшира… и, Господом клянусь, далеко не первый красавец Шильстон-Апкота!

С этими словами сквайр отвернулся и рьяно принялся укладывать снасти. Оливер, сочтя за лучшее от дальнейшей дискуссии до поры воздержаться, не говоря ни слова, вновь взялся за румпель.

К

тому времени тупорылый медведь уже ушел с уступа. Скайлингденской усадьбы видно не было: она находилась по другую сторону мыса; зато на вершине взгляд различал в беспорядке разбросанные тут и там серые каменные плиты. Прежде Оливер этого всего не видел и теперь поневоле задумался, что бы это значило. Однако же пришлось ему до поры загнать любопытство в бутылку и закупорить его пробкой.

Между тем не на шутку разыгрался аппетит, так что молодой человек то и дело бросал алчные взгляды на плетеную корзинку.

– Странный он, право, этот священник, – как бы невзначай обронил Марк, глядя, как паруса наполняются свежим ветром.

– О да. Унылая чета; нельзя же так хандрить, ежели уж ты на отдыхе. Как тебе кажется, это ведь какие-нибудь приезжие?

Марк прокручивал в уме эту и другие версии, когда наконец заметил, как Оливер искоса поглядывает на корзинку. Капитан смягчился; так что путешественники причалили к берегу, встали на якорь и вытащили снедь на свет Божий.

– Повезло нам, что это не наш почтенный викарий. А то на меня он реагирует несколько болезненно. – Марк отхлебнул кофе, однако, прежде чем приступить к сандвичу, извлек из него половину содержимого и бросил лохматому песику.

– Это еще почему?

– Да он считает, я ему мало внимания уделяю. Ну, то есть не его преподобию лично, сам понимаешь, а приходу. Я ведь не только хозяин Далройда, но и держатель бенефиция Шильстон-Апкота, и член приходского самоуправления, и благотворитель, пополняющий приходскую казну, точно так же, как испокон веков поступали мои благородные и славные предки. Да, Нолл, мы здесь и впрямь холим и лелеем своих духовных пастырей. А чего ради? Да ради одной-единственной исключительной привилегии: чтобы каждое воскресное утро тебя призывали к ответу и сурово отчитывали за неподобающий образ мыслей, а потом наставляли, как смиренно молить о прощении самозваного «любящего» Бога. Так вот, скажу я тебе, что по большей части все это – сущая ахинея! Черт побери все эти моления да доктрины! Если доверчивые олухи в здешнем приходе принимают этот вздор за чистую монету, так милости просим – вот только пусть тогда сами радеют о своем священнике и его нуждах, а людей здравомыслящих от этого всего избавят!

– Похоже, во взглядах своих ты весьма тверд.

– И взгляды эти вполне рациональны; голос здравого смысла – вот что они такое; любой разумный человек это поймет. Дивлюсь я, что ты со мной не согласен.

Оливер нахмурился. Еще со времен Солтхеда он подозревал о диссидентских настроениях своего друга, но то, что он услышал, не лезло ни в какие ворота!

– Полагаю, не кто иной, как ты, в качестве держателя бенефиция рекомендовал мистера Скаттергуда на должность. Стало быть, твое доброе о нем мнение несколько переменилось.

– Равно как и его – обо мне. Вечно он лезет ко мне в карман за деньгами! Почему бы этому ханже Тому Доггеру не вмешаться? – протянул Марк лениво и вызывающе. – Вечно он сует свой нос в дела приходского управления! Вот он-то вполне себе богат, держу пари, хотя на каждом шагу жалуется на нищету. Покажите мне поверенного, который сетует на бедность, и я покажу вам бессовестного лгуна– ipso facto. [8]

– А расскажи-ка мне подробнее про вашего мистера Доггера, – попросил Оливер.

8

В силу самого факта (лат.).

Глава 5

ЗЕЛЕНЫЙ ЧАЙ

Мистер Томас Доггер как деревенский поверенный преклонял ухо к любому деревенскому

слуху. А может быть, всей деревне уши драл и всякого отправлял, как говорится, за ушко да на солнышко – это вопрос спорный. Довольно и того, что как поверенный и единственный светоч юриспруденции на много одетых тьмою миль вокруг он избрал своей профессией право, а в Шильстон-Апкоте право в себе воплощал. В любом обществе, будь то город или деревня, жители, случается, ссорятся и вздорят из-за сделок или недвижимости, завещаний и дополнений к таковым. В Шильстон-Апкоте все дела подобного рода неизменно стекались к мистеру Доггеру, в небольшую контору, устроенную прямо в Проспект-Коттедже, в его просторном доме; из окон со средниками, в полном согласии с названием, открывались чудеснейшие проспекты полюбоваться озером и лесом.

С профессиональной точки зрения мистер Томас Доггер являл собою затычку, что называется, в каждой бочке – причем уже давно, сменив своего предшественника и бывшего партнера, мистера Паркера Принга, по смерти этого достойного джентльмена. Мистер Доггер, уроженец Шильстон-Апкота, еще в бытность свою клерком в штате мистера Принга подавал немалые надежды; после же изрядно отличился в Клайвз-инн, самом прославленном из судебных иннов [9] Фишмута. Пройдя курс обучения, он получил право адвокатской практики и, будучи внесен в почетные списки стряпчих консульского суда и атторнеев общего права, вновь воссоединился со своим благодетелем мистером Прингом в качестве младшего компаньона и в конце концов унаследовал его практику.

9

«Судебные инны» как явление английской действительности – корпорации барристеров; школы при них готовят юристов; пользуются исключительным правом приема в адвокатуру. (Прим. перев.)

По природе человек почтенный и скромный, мистер Доггер был не из тех, кто повсюду трубит о своих достоинствах или исключительной образованности; тем не менее так или иначе всякий раз, когда об этом заходила речь (а отчего-то заходила она довольно часто), мистер Доггер делал все, чтобы успокоить и ободрить своих слушателей, уверяя их со снисходительной улыбкой, что заслуга-то, собственно говоря, невеликая – пробиться в блестящие ряды знаменитого Клайвз-инн в Фишмуте; нет-нет, сущие пустяки, даже удивляться нечему; если уж никчемному провинциалишке Тому Доггеру такое удалось, так, значит, тут любой бы справился. Только не считайте, что Том Доггер (он очень любил говорить о себе в третьем лице) в чем-то выше прочих, или умнее прочих, или лучше; он точно тот же никчемный провинциалишка, каким и был всегда, совершенно тот же, безо всякого городского лоску, так что давайте больше не будем об этом – нет-нет, по крайней мере выждем минутку-другую.

Мистер Томас Доггер, как я уже упомянул, устроил юридическую контору прямо в своем коттедже с чудесным видом на озеро и лес («Очаровательный домик, – говаривал он, – любой джентльмен в таком будет рад шляпу повесить»). Под тем же кровом жила его уютная молчунья-жена, которую все называли просто-напросто «миссис Доггер»: маленькая, толстенькая, совершенно невыразительная в том, что касается и лица, и одежды, и, по признанию ее же собственного супруга, абсолютно бесхарактерная. Носила она простенькие полотняные платья, старомодные чепчики и серые хлопчатобумажные шали – все жуть какое безвкусное. С мужними пожеланиями она смирялась без единого слова жалобы, преклоняясь перед его общепризнанной компетентностью в вопросах домашних, финансовых и философских. Никто из соседей толком ее не знал, ибо, если не считать воскресной службы, она редко показывалась за пределами ограды Проспект-Коттеджа, учитывая ее многочисленные обязанности. Пока мистер Доггер занимался юриспруденцией в конторе в одной части дома, в другой части дома миссис Доггер занималась хозяйством. Однако в то время как мистер Доггер был волен покидать контору в любое время дня и ночи (что зачастую и проделывал), у миссис Доггер возможностей отлучиться из дому почти не было.