Дом в Коптевском переулке
Шрифт:
Похороны мамы Андрея. Я сожалею, что его самого нет, что он то в командировке, то не дозвонишься. В тесном "Пазике" не развернешься, машина идет ходко, дорога неровная, гроб перекатывается в каталке, стучит о металлические борта, почти у самых моих ног, - Вера сидит напротив меня. Тишина, лишь шум мотора микроавтобуса, везущего нас на кладбище. Я снова сожалею о том, что Андрей не приехал, собравшиеся молчат и смотрят кто куда, не решаются обратить взор ко мне. Вера наклоняется к соседке и шепотом говорит что-то о деньгах, обрывок фразы долетает до меня: "все потрачено, у меня на себя почти ничего не осталось". Соседка
Звонок. Я подхожу к телефону. Андрей, как я рад тебя видеть! Ты где пропадал все это время? Без тебя столько всего.... Он осторожно покашливает, извиняется, почти все время извиняется. Говорит, что скоро будет, что постарается, что понимает, так уж получилось, так вышло, что он надолго уехал, не предупредив никого. А сейчас вот ни с того, ни с чего свалился, но уже поправляется, скоро все будет в полном порядке. Обещает и снова извиняется. Я кладу трубку после долгой беседы и оборачиваюсь к внимавшим мне стенам пустой однокомнатной квартирки на окраине города: вот, видите, он и позвонил. Я знал, что позвонит, он не мог не напомнить о себе, как же иначе. Надо предупредить Веру, я звоню ей, голос мой срывается, наталкиваясь на стену, и замирает. Как, ты мне не веришь, но почему. И она молчит, не зная, что ответить на мой вопрос....
Серый камень с выбитыми буквами. Я уже не плачу, но по-прежнему не могу смотреть на фотографа, он что-то говорит, просит о чем-то, кажется, чтобы ближе подошли друг к другу, не вмещаемся в кадр. Я плохо понимаю его, что значит, не вмещаемся в кадр, мог бы отойти подальше.... Кто-то шепчет мне на ухо простые слова. Я пытаюсь не слушать, я готов заткнуть уши, но нельзя, и потому я просто не слушаю того, кто говорит мне простые слова....
А потом... память изменяет мне, я вижу, я слышу простые слова, слова, которые все же сумели настичь меня....
И боль, и страдание и спуск вниз, вниз, к холоду, к ледяной непогоде, к покрытому торосами океану, в воды которого я падаю, падаю, в ветре, пронизывающем насквозь, несущем снежную крупу и колко бросающему ее мне в лицо.
Холод безысходности. Одинаковый для всех.
Я приседаю и начинаю медленно собирать рассыпавшиеся бумаги. Боль утихает, уступает, отходит, но кто знает, когда она затихнет окончательно. Вера нагибается вместе со мной.
Я отдал все собранное ей, и она перевязала той же ленточной, - узел распутывался так просто, - и положила на угол серванта.
– Я не помню... когда это началось?
– Мой...
– я так и не договорил.
– Наверное, той весной. Может, чуть позже.
– Да, весной случаются... обострения, - произнес я как можно более отстраненно.
– Весной случается многое.... Мы познакомились и сыграли свадьбу тоже весной.
– Я помню. Моим свидетелем был Андрей.
– Кроме него и Нины никого и не было. Твои родители не пришли, моих у меня не было никогда.... Может, поэтому твои так и не дали согласия на брак.
– Он тоже был против. Но все же пришел.
– Андрей был твоим лучшим другом. Единственным, - устало сказала она.
– Я никогда не осмеливалась занять его место... при его жизни. Но... он оказался так нужен тебе и после своей смерти.... я так и не смогла этого ни понять, ни....
– Я просто не мог себе представить...
– Я понимаю. Конечно, я была плохой женой, что уж говорить, но тебе хорошая жена едва ли нужна была. Вы всегда были слишком близки друг другу,
– Ты несправедлива.
– После его смерти ты ушел от меня.
– Мы развелись с тобой раньше.
– Ты ушел от меня к Андрею, - она вздохнула устало.
– Ты выдумал себе идеального друга, с которым невозможна ссора и который всегда найдет лучшие слова и посоветует то, о чем втайне мечтаешь и на что робко надеешься. Я не могла с ним конкурировать, да и можно ли сравниться с фантазией. А ведь он был тебе не только другом. Еще и учителем... может, даже в чем-то отцом, духовным отцом, я хотела сказать. Ведь твои родители, твой отец, особенно, так и не простили ни связи со мной, ни разрыва, вполне, на их взгляд, очевидного. Вы разошлись со временем, и тогда в определенном смысле Андрей занял их место. Хотя он и на полгода моложе тебя.
Я вздрогнул.
– Да-да, - я вспомнил и это. Осталось так немного вспомнить. И не так больны были эти воспоминания. Просто потому, что боль уже не ощущалась, она осталась как навязчивый фон, как темное пятно какого-то мутного раствора на ярком свету.
– Ты уверовал в его новую жизнь. Придумал его мир, мир славы и почета, положение в обществе, которое манит всякого, но не всякому достижимо, создал некую тайну, связанную с его новой профессией. Придумал его звонки, с легкостью вспомнив его голос, нашептывающий тебе нужные слова.
Вера помолчала немного, а затем продолжила, неожиданно другим тоном:
– Очень символично, что он погиб двадцать четвертого декабря. На следующий день умерла страна, в которой мы тогда жили, так что он остался в ней навсегда. Ты вернул его в новый мир, ты просто не мог оставить его в мире, в котором прошло твое и его детство, который был тебе родным домом, и который был и остается для тебя и чище, и светлее нынешней твоей жизни. Ты сумел создать посреди этого холодного и чужого мира островок розового прошлого, в который мог погрузиться всякий раз, когда на сердце накатывала муть. Болело ли сердце ностальгией - Андрей звонил и утешал легкой беседой; случались неприятности на работе, - Андрей приглашал к себе домой, вы вспоминали старое и не сердились на новое, потому как ничего нового не было в созданном тобой мире; не хватало зарплаты, - Андрей читал тебе Шмелева и рассказывал о долгих странствиях, из которых только что вернулся. Он был твоим вторым я, твоим удачливым воплощением, перенявшим все лучшие качества старого друга и добавившего к ним массу новых достоинств, в том числе и ту, которую тебе так не хватало - везение. Да, он помогал тебе. Когда жизнь била наотмашь, и становилось невмоготу, ты уходил к нему, и душе было легче. Когда тебя сократили с завода, ты пришел к нему, и, как тебе казалось, именно он устроил тебя на новую работу.
– А... кто?
– немного растерянно спросил я.
– Ты сам. Просто решил не замечать этого. Как не замечал многого, что происходило вокруг, и всего, что помешало бы продолжению отношений с ним.
– И все же я ходил к нему в гости, - привел я последний, кажущийся мне надежным, аргумент.
– Ты спал и видел сны. Тебе хотелось уйти, ты одевался и засыпал у телефона. Однажды так случилось при мне, ты забыл о том, что не один и "ушел к Андрею" - просто заснул в кресле. А потом, вернувшись, спустя часа два, разделся и очень удивился, завидев меня.