Дом, в котором горит свет
Шрифт:
— Что такое любовь? — в упор спросил он меня, и я даже дернулась от неожиданного вопроса. Вопроса, над которым бьются ученые, поэты, музыканты, режиссеры и прочие. Бьются и не находят однозначного ответа.
— Любовь? — я прислушалась к собственным ощущениям. Они меня никогда не обманывали. — Любовь — это когда можешь жизнь за любимого человека отдать. Когда готов пожертвовать ради него своим счастьем.
Банальные фразы. Америку я не открыла.
— А вот и нет, — продолжал переубеждать меня мой коллега. — Это альтруизм, и не более. Своим поступком ты будто скажешь миру:
Какие высокие слова он, оказывается, знает! Жертва, благо… и не скажешь, что передо мной автор криминальных историй, в которых главными героями являются отъявленные бандиты-рецедивисты.
— Любовь — это постоянное желание видеть любимого человека, обнимать, ощущать его прикосновения, чувствовать дыхание, слышать голос…
— А это — чистой воды эгоизм. Как то: «Детка, сделай мне приятное, побудь со мной».
Лешка с легкостью парировал любую мою попытку объяснить существование любви, а после неожиданно предложил заехать к нему в гости. Дома у него я никогда не была, но отказываться от предложения выпить кофейку не стала. Мне было интересно, как живет этот человек, пишущий о маньяках и головорезах. И все же интуитивно чувствовала, что ничего плохого он мне сделает. И пока я любовалась ночной Москвой из окна автомобиля, тихо прошептала, чтобы Леша услышал:
— Любовь есть…
Я должна была его в этом убедить. Слишком уж упрямая, чтобы сдаваться.
Парень уверенно следил за дорогой и только усмехнулся, услышал мою слабую попытку показать, кто хозяин ситуации. Потом приоткрыл окошко и закурил — ненавижу эту привычку у любого, кто находится рядом со мной. Задумался. Улыбки как не бывало.
— А ты любишь? — спросил, даже не глядя на меня. Вообще, если со стороны смотреть, то момент очень даже романтичный. Ночной город, мужчина, женщина… А на самом деле у этой женщины такие тараканы в голове!
— Не знаю, — был мой честный ответ. Уже два года прошло, как я не видела Никиту, и его образ для меня стал далеким и туманным.
— А любила?
Вот же блин! Почему этот лабух заставляет мой нежный мозг напрягаться в такие минуты?
— Да…
— Как ты это понимала?
Как…?
— Смотрела на него — и все была готова отдать, руку, сердце, почку… Могла часами ждать его у окна. Просто потому, что он есть. Живет, дышит…
О чем я вообще говорю? И ведь не дура, понимаю, зачем Леха к себе меня пригласил. Романтику решил устроить.
Леха закрыл окошко, откинулся на водительское сиденье. Потом снова выпрямился, закурил новую сигарету.
— Ну, это, наверное, правильно, — после долгого молчания сказал молодой писатель-корреспондент, не отрывая взгляда от бесконечного потока машин впереди.
Нет, это неправильно. Ничего правильного нет, когда я выть готова от одиночества в постели по ночам, и только мысли о сыне удерживают меня на плаву. Ничего правильного здесь нет.
Впервые за долгое время я позволила себе плакать в чьем-то присутствии. Красота ставшего любимым города перестала восхищать. Я будто посмотрела на свою жизнь со стороны. Жизнь, надо признаться, успешной женщины. Я живу в столице, в собственной квартире, работаю
Леша заметил мои слезы, успокаивающе погладил по руке. А я вообще ничего не почувствовала. Ни отвращения, ни притяжения. Ни-че-го. Паршиво было это осознавать. Отмотать бы время лет на девять назад — я бы смогла его полюбить. Да, точно бы смогла. А сейчас? Не знаю…
… С Лешкой мы познакомились полгода назад, когда мне дали занятие взять у него интервью. Этот циничный и грубый парень, помнится, произвел на меня наиотрцательнейшее впечатление. Но только поначалу. Потому что сейчас я благодарна судьбе за то, что у меня есть такой друг, как Леша.
Друг…? На подсознании я чувствую к нему нечто большее, но страх поражения останавливает меня на уровне обыкновенной примитивной дружбы. Хотя иногда понимаю, что с таким, как Алексей Невзоров, обыкновенно дружить не получится — у него тараканы в голове похлеще моих.
— Расслабься и ни о чем не думай, — миролюбиво толкнул меня в плечо парень.
Загруженная внутренними переживаниями, я не сразу обратила внимание, что Леша уже припарковал автомобиль, и только его это «Приехали!» вывело меня из зоны отчуждения от мира.
Снег шел, не останавливаясь, большими пушистыми хлопьями и падал на шапки, плечи, по-детски выставленные ладони. Я даже не сразу заметила, что писатель был без своего колечка в губе и штанги над бровью. Естественно, в такую погоду металл замерзает на раз-два… Леша смешно смахивал снег с моей макушки, шутил, что так я превращаюсь в пенек. Говорил, что у меня в ресницах снежинка запуталась. Снег мне за воротник утрамбовывал. Пытался меня растормошить, и это у него почти получилось. Я почувствовала холод за шиворотом, и вместе с ним испытала какой-то детский восторг. Так Антошка мой радуется.
Расставаться не хотелось ни мне, ни ему. Где тот брутальный тип с замашками маньяка, который вечно надо мной издевается?
В квартиру к нему вошла без страха. С сомнением, правда — а стоит ли? Еще можно повернуть назад. Рубикон пока не перейден.
— Вэлком ту май литл хаус!
Ну, я бы не сказала, что квартирка была маленькой. Скорее, наоборот. Я впервые была у него в гостях и, если бы умела свистеть — точно бы присвистнула. С первого взгляда и не скажешь, что хозяин этого жилища носит пирсинг и забит цветными татуировками. Очень много свободного пространства, прямые линии, бело-сине-серые тона… Моя же скромная хатка чем только не завалена. И Лешка в своей квартире казался таким маленьким, что уж обо мне говорить?
— Ты один живешь? — спросила я с интересом, пытаясь отыскать следы чьего-нибудь присутствия, кроме нашего.
Ответ я так и не получила. Вместо этого мы начали спорить, какой фильм будем смотреть. Я рвалась пересматривать шедевры Джексона-Толкина, а Леша размахивал диском с серией фильмов «Форсаж» с Вин Дизелем. Даже в этом мы не хотели уступать друг другу, и чтобы уж совсем не рассориться, решили выбрать третий вариант еще одной эпичной саги — о мальчике-волшебнике.