Дом, в котором падает снег
Шрифт:
Хочешь знать, что происходит с существом, когда я провожу сеанс? Представь тело, упавшее с высоты десятого этажа на груду камней. Вернее то, что от тела останется. После изгнаний не бывает счастливых лиц, не случается восстановления семей, родственники не приходят с благодарностью по воскресениям. А знаешь, почему так? Потому что демоны не вселяются в тело, не захватывают душу. Душа сама превращается в демона, сам человек перестаёт быть собой и превращается в существо. Душу невозможно вылечить, можно только помочь ей, израненной, потерявшей себя, покинуть этот мир. Куда она уходит? Я не знаю. И не хочу знать.
Помнишь, мы говорили о любви? Храни любовь, береги её, потому что только она держит твою душу. Держит как атлант, крепко, не давая ей рассыпаться и умереть. Хорошо, когда ты любишь. Хорошо, когда тебя любят. Хорошо, когда ты прожил жизнь, твоё тело состарилось и душа, покидая его, продолжает свой путь. И плохо, очень плохо, когда тело живёт, а душа мертва. Тогда рано или поздно мы встретимся. И я услышу твой последний крик. Или ты мой. Это уж как придётся.
После каждого сеанса на моей руке появляется глубокий порез. Существо не касается меня, не успевает это сделать. Но всё равно остаются раны. Они заживают долго, оставляя на коже широкий бледный след. На моём теле двадцать восемь таких шрамов. По числу моих сеансов. Это происходит, потому что зло, как и всё остальное в мире, не исчезает бесследно. Кто-то должен заплатить за смерть демона. И я плачу.
После того, второго сеанса, слухи обо мне стали медленно расползаться по городу. А потом и дальше. В монастырь стали приезжать люди, привозили с собой жён, мужей, сестёр, братьев, детей, внуков; однажды приехали с собакой. Все они думали, что их родные одержимы злом. Знаешь, сколько из них были по-настоящему одержимы? Почти все. Но одержимы не демонами, не злом, а собственной глупостью. Одни люди приводили других людей, просили, умоляли вылечить, помочь; а я видел плачущих детей, которых взрослые за руку тащили в мой подвал. Знаешь, они ждали от меня чуда, не понимая, что им просто нужно дарить родным больше любви. Почти каждый день, с утра и до вечера, я смотрел в их лица, и с облегчением отправлял обратно.
Спросишь, как же я находил демонов? Забавно, но они чаще всего приходили сами. Таких безумных существ, как я встретил в детстве, в самый первый раз, оказалось очень мало. Возможно, больше таких и нет. Я не знаю. Демоны, что встречались позже, были несколько иными – они не нападали на людей, но я читал в их глазах желание. Желание убийства, желание крови, желание чувствовать страх и слышать человеческий крик. Эти существа были ещё людьми, тела дышали жизнью, но души умирали. Умирали медленно, но уже не знали обратного пути.
Однажды ко мне приехала женщина. Она была сильно взволнована, привезла в монастырь сына, который, по её словам, был одержим. Мальчик почти не разговаривал, но часто кричал и ходил во сне. Я взглянул в его глаза, потом в глаза его матери. И всё стало ясно. Я пригласил женщину в подвал, закрыл дверь, а мальчик уехал обратно сиротой. Бедный ребёнок, как мне потом говорили, просто страдал аутизмом. Или что-то в этом роде…
Когда я захожу в подвал, вперёд себя пропуская одержимого, мне всегда страшно. Было страшно в первый раз, будет страшно и в последний. Чаще всего человек не подозревает, зачем мы идём туда. А я обманываю. Говорю, что нам нужно прикоснуться к мощам преподобного старца Николая, которые хранятся в специальной подвальной комнате. Конечно, никаких мощей не существует, как не было и никакого старца. Но мы заходим, я запираю дверь и через десять минут ада
С годами я, наверное, привык ко всему этому, но до сих пор не могу стать равнодушным. Смотрю в глаза красивой женщины или ребёнка, смотрю и понимаю, что очень скоро увижу в этих глазах дикую ярость, услышу истошный крик, когда разбужу в них то, что пока ещё спит. Я очень долго ненавидел себя за это. Ведь никто, кроме меня, не может понять, что эти люди уже мертвы, их души сломаны; никто, кроме меня, не знает, что будет с ними дальше.
Потом я стал ненавидеть их, демонов, ненавидеть за мою сломанную жизнь, за шрамы на моих руках, за мои седые волосы, за ужас, которым пропитана вся моя жизнь.
Знаешь, ненависть чувство пьянящее. Она как снежный ком. Стоит вылепить маленький снежок, кинуть его с горки, и через несколько минут он станет огромным. Ненависть не требует внимания к себе. Она самодостаточна. Пусти её в свой дом, и ты никогда уже не будешь в нём один. Ненависть будет с тобой.
Я лежу на полу, земляном полу монастырского подвала. Всего в нескольких метрах надо мной сотни людей в едином порыве читают молитвы. Они, возможно, счастливы, радуются тому, что бог рядом с ними, протягивает им свою руку. Бог любит их, они верят ему.
А что если бог не такой, каким представляют его они? Что, если он не добрый? Или добрый для них, а для меня нет? Или бога нет? Или меня нет? Я не знаю. Я ненавижу его, ненавижу этот подвал.
Знаешь, сегодня, как и вчера, и днём раньше, и неделю назад, я приду домой и буду пить. Но я плохо это умею. Сколько бы ни выпил, мне не дано допиться до беспамятства, хотя так хочется. Я открываю бутылку, потом вторую, третью; глоток за глотком моя голова тяжелеет, сознание мутнеет. Потом лежу на полу и смотрю в потолок. Перед моими глазами плывут лица. Сотни лиц, даже тысячи. И среди них двадцать восемь лиц демонов. По числу моих шрамов.
А утром я поднимусь на локти, потом на колени, чуть позже встану и подойду к зеркалу. Взгляну в него и разобью ударом кулака. Потому что увижу в нём глаза. Глаза, полные невероятной нечеловеческой ярости. И пойму, как появится двадцать девятый шрам. Вернее, не появится. Потому что у этого тела скоро не будет формы. И вряд ли найдётся кто-то, кто сможет приложить к ране подорожник.
Дом, в котором падает снег
Часть I . Львиный
Часто среди ночи я просыпаюсь от того, что мне не хватает воздуха. Нужно скорее выбежать на улицу, чтобы поглубже втянуть ночную прохладу. Я смотрю вокруг и вижу яркие звёзды, до которых, кажется, вот-вот дотянутся макушки сосен. Я смотрю вокруг и думаю о том, что из всех мест для жизни выбрал для себя наименее пригодное. Тебе наверняка знакомо это ощущение – идёшь по людной улице или в переходе метро – и вдруг, это совершенно необъяснимо, кажется, что всё вокруг – иллюзия, подделка; кажется, будто что-то не так, словно внезапно понял, что тебя обманули. Ты замираешь на месте и вглядываешься в лица проходящих мимо людей – а вдруг кто-то знает, в чём дело; ждёшь, вот может этот мужчина подойдёт ближе, подмигнёт и скажет: «Всё хорошо, брат», щёлкнет пальцами и покажет настоящий мир. Но все идут мимо, а ты остаёшься стоять, не понимая, зачем делать следующий шаг или вдох. А потом всё равно приходится смириться, потому что нельзя весь день вот так стоять в переходе метро.