Дом, в котором пекут круассаны
Шрифт:
— Но завтра же всё в силе? Отметим открытие новой точки и мой приезд, — Женя щелчком по сигарете стряхивает пепел в сторону. — Я пойду, иначе потеряю свою подружку. Знаешь, она не местная. Передавай от меня привет Ане. Безумно соскучилась по всем вам! — Павлецкая тушит сигарету, обнимает Илью на прощание и юркой змейкой ныряет в дверцу клуба, между плотно прижатых друг к другу тел.
Никотин медленно скользит по глотке, проникает в тонкие альвеолы, просачивается в кровоток, связываясь с мелкими молекулами кислорода. И это, кажется, одно из самых лучших чувств во вселенной, потому что если бы не эта порция табака, Илья бы извёл самого себя самостоятельно, без помощи
Которая, кстати говоря, так и не вышла. Бычок падает в засорённый угол, а сам Стрелецкий заходит внутрь небольшого клуба, протискиваясь сквозь толпу, нервно подпирающую стены в коридоре. Музыка льётся из множества колонок, взгляд цепляется за каждую миловидную брюнетку, едва доходящую ему до плеча, но ничего хорошего из этого не выходит — Илья не видит ее. Хоть помещение было не таким уж большим, но вот так, стоя в толпе и ослеплённый яркими софитами, сложно как-то сориентироваться в пространстве и найти особу, которая раз за разом находит приключения.
— Ты где? — тут же кричит в трубку Илья, как только вибрация касается заднего кармана джинс, а экран показывает красноречивое ему, чей голос ждёт его на том конце телефонного звонка — «Аня».
— Ильюш, я дома уже, — еле-еле проговаривает девчонка, пока сам Стрелецкий готов был через этот самый мобильный телефон дать ей несколько подзатыльников.
— Ты, блять, шутишь так со мной?
— Я не выдержала и вызвала такси. Прости-и-и, — тянет она своим высоким голосом, пока Илья нервно подпирает барную стойку и напрягает слух, чтобы хоть что-то услышать. — Я спать, а то мне плохо так. Завтра поговорим. Все, люблю-целую!
— Вот сука, — шипит он себе под нос и переводит взгляд на высокий стеллаж с крепким алкоголем позади бармена.— Налей мне водки, можно две порции в один стакан, — ехать домой выпившим было не лучшим решением, но по-другому Илья сейчас не мог.
Пятитысячная купюра падает на стойку, заставляя молодого парня забыть все свои дела и заняться этим самым незатейливым заказом. Выпьет, успокоится, подышит воздухом, а потом — спокойно поедет домой, не срываясь на несчастного «ребёнка». Губы смыкаются на тонком стекле, а голова запрокидывается. Жжёт глотку так, словно не сорок градусов в этом разбавленном пойле, а все восемьдесят.
— Вижу, Анюта всё-таки выскользнула из твоих сильных, братских лапок, — Кирилл вмиг оказывается около Ильи и кивает бармену. — Мне то же самое, что и ему. Я же говорил тебе, оставь сестру в покое. Гиперопека до добра не доведёт.
— Вот только советов мне сейчас не хватает.
В куртке тут жарко, но таскать в руках ее тоже не хочется. Чёрные кроссовки уже донельзя истоптаны пьяными телами, белая футболка ярко отражается благодаря неоновому свету. Илья рассматривает каждого, кто попадал в его поле зрения, но в итоге цепляется слегка опьяненным взглядом за одну.
Невысокая хрупкая блондинка не вертела задом, как многие. Она не пыталась привлечь к своей персоне мужское внимание. Она танцевала для себя, словно через свои движения пыталась забыться, как забывается Илья с помощью высокой скорости. Губы растягиваются в улыбке, а сам Стрелецкий невольно идёт к ней, протискиваясь сквозь пляшущие тела. Через несколько минут он уже рядом, может различить россыпь родинок на ее спине и стойкий запах ее парфюма, смешанного с потом. Парень наклоняется чуть вперёд и, все так же, пытаясь перекричать громкую музыку, произносит:
— Красиво танцуешь.
Она оборачивается. Так странно, оборачивается она, а вверх дном внутри встаёт всё у Илья. Взгляд скользит по тонким чертам её лица, по красиво складному телу, по карим и тёплым глазам.
Она отвечает что-то: но то ли Илья был так зачарован её карими глазами, то ли общий шум вокруг не давал ему услышать лепет её голоска. Но даже если бы Стрелецкий и услышал, то найти ответа быстро он бы не смог. Потому что был полностью поглощён ей. Музыка будто затихает, все танцующие исчезают, оставив их наедине. И это странное чувство растекаемся густым мёдом по груди, вниз, к рёбрам, заставляя Стрелецкого улыбаться, словно умалишенный.
Переход между песнями плавный, и народ на танцплощадке воет от предстоящей композиции. А девушка не может сдержать восхищённо вздоха, распахивает карие глаза. Свет софитов обжигает глаза Ильи, потому что он просто не может отвести взгляда — стоит и пялится, как какой-нибудь идиот.
Тихий хлопок тонет в череде звуков. И девушка откидывает голову назад, но Илья продолжает смотреть на неё. С потолка сыплются разноцветные конфетти, которые блестят в свете софитов. Они, словно падающие звёзды. Сбудется ли желание, которое он загадает? Блондинка вытягивает руку, чтобы поймать одну блестящую фольгу, чуть сжать их в пальцах и отпустить. Яркие блики мелькают перед глазами, заставляют его поморщиться, прикрыть глаза на секунду - его начинала одолевать головная боль. И в эту короткую секунду ему вспоминается недавний разговор с Кириллом.
— Свобода не в том, чтобы толкаться телами в узком ярко-освещённом пространстве под бит, — он упирался ногой в поребрик, чтобы придержать мотоцикл, неотрывно наблюдая за тем, как настроение друга переваливается от задорного и загадочного до упёртого и проницательного.
Кирилл знал Илью достаточно, чтобы одним только взглядом уличить его в десятках одиноких скитаний от бара до бара в попытке отыскать «то самое» настроение. Но Стрелецкий не собирался сдаваться без боя, даже в тот момент, когда его друг ехидно захохотал.
— Ещё скажи, что тебе это не нравится.
— Тогда ты отстанешь от меня?
— Нет, конечно, — беззлобно ответил Воронцов и пожал плечами, направляясь к своему мотоциклу. — Потому что я тебе не верю. Ты всегда был сумасшедшим на всю голову и никогда не отказывался от возможности расслабиться. Неужели что-то поменялось?
Проблема была в том, что внутри Ильи клокотало слишком много разнообразных чувств. В такие моменты особенно важно было выудить из потока что-то одно и сосредоточиться, чтобы неровный ритм эмоций не отразился на его собственном поведении. Но никогда ещё прежде ему не доводилось отказывать Кириллу, а потому Илья надел шлем, затянул ремни и одним движением опустил забрало. У него было около получаса, чтобы позволить себе расслабиться. Сжав в своих руках рычащего металлического зверя, позволить ветру впиваться в кожаную куртку ледяными когтями и дарить чувство нескрываемого восторга. Жажда адреналина ускоряла их обоих. Обгоняя машины, пересекая перекрёстки на свой страх и риск, игнорируя красные огоньки, они поддавались соблазну жить так, как будто завтрашнего дня уже не будет. И всю свою жизнь он прыгал от островка к островку, отчаянно, крепко, хватаясь за края, лишь бы не утонуть. И Кирилл всегда был рядом. Мчал на той же скорости, орал что-то, чтобы перекричать ветер и задорно вилял задницей мотоцикла, чтобы призвать к действию. Потому что без этого мир, казалось, может просто исчезнуть.