Дом, в котором совершено преступление (Рассказы)
Шрифт:
– Какая злая!
– сказала мать.
– А она не бешеная?
– Ну, если бы она была бешеная, ее бы здесь не было. Просто ей не нравится, что ее заперли, вот и все.
Джироламо пристально смотрел на овчарку. Ему казалось, что, отвлекаясь, он забывает о странной тяжести, лежавшей у него на сердце. Потом он понял ее причину: его мучила мысль о грифоне, которого они пока так и не нашли. И неожиданно он спросил:
– Мама, а грифон?
– Придет служитель, и мы все узнаем.
Теперь они стояли перед
– Что с ним?
– спросил он.
– Он болен?
Мать, подумав, ответила:
– Нет, он не болен, он просто подавлен.
– Почему?
– А тебе было бы легко, если б ты потерялся и тебя увезли далеко от дому?
– Но хозяин придет за ним?
– Конечно, придет.
– А вот и служитель!
– воскликнул отец.
Это был блондин с коротко подстриженными волосами, острым носом и яркими синими глазами. Он шел вразвалку и поздоровался с ними, не дойдя несколько шагов.
– Мы пришли за маленьким черным грифоном, помните?
– сказала мать.
– Каким грифоном?
– Из клетки номер шестьдесят, - подсказал Джироламо, выступая вперед.
– Вы видели его в шестидесятой?
– спросил блондин тягучим голосом, с заметным диалектным акцентом.
– Но ведь его там уже нет.
– Вот видишь, мама!
– воскликнул Джироламо.
Мать сделала ему знак помолчать и снова обратилась к служителю.
– Мы пришли, чтобы взять его.
– Да, но, так как прошли положенные три дня и сверх того еще два дня, мы...
– Блондин, видимо, подыскивал слова, чтобы как-то смягчить ответ, но потом решил сказать правду: - Мы отправили его в газовую камеру.
– Но мы же сказали, что придем за ним!
– Да, синьора, вы это сказали, а сами столько дней не показывались! А у нас порядок строгий.
– Сколько же вы их уничтожаете за неделю?
– прервал отец, подходя и предлагая блондину сигарету.
Тот поблагодарил, взял и, сунув ее за ухо, ответил:
– Ну, штук десять, пятнадцать.
Джироламо не понял и спросил с глубокой тревогой:
– А что такое газовая камера?
Мать поколебалась, но потом ответила сухо и назидательно:
– Так как бродячие собаки разносят ужасную болезнь - бешенство, их убивают. Помещают в газовую камеру, и там они умирают без всяких мучений.
– И черный грифон умер?
– Боюсь, что да, - ответил отец, положив ему руку на плечо.
Они направились к выходу. Мать сказала Джироламо:
– Сегодня здесь нет ни одной собаки, которую мне хотелось бы купить. Но на днях мы приедем сюда снова и тогда выберем, хорошо?
Джироламо ничего не ответил. Он думал о дворняжке, которая совала ему в руку свою лапу. Но теперь-то он понимал, что ему никого не удастся спасти:
– Из-за ваших собак я потерял все утро, - сказал отец, открывая дверцу.
– Теперь я должен мчаться на службу.
– Я так и знал, что нужно было пойти позавчера, - неожиданно сказал Джироламо.
– Я ведь говорил, мама! Я вчера приходил к тебе в комнату и позавчера и говорил, что надо пойти.
Тон сына, казалось, удивил мать, и она строго ответила:
– Да, ты приходил, но тогда я идти не могла, потому что устала и хотела отдохнуть.
– Почему, мама, почему ты тогда не пошла?
– Я тебе уже ответила. Потому что спала.
– Да, ты спала, мама, ты спала!
– И Джироламо внезапно зарыдал так громко, что отец, который уже собирался включить скорость, заглушил мотор и сказал:
– Ну-ну, не плачь. На следующей неделе мать подыщет тебе другого щенка.
Но Джироламо все твердил и твердил громким голосом, который удивлял его самого:
– Ты спала, мама, ты спала, ты спала!
Заводя мотор, отец повторил:
– Ну-ну, не плачь! Мужчины не плачут!
А мать заметила:
– Ребенок определенно нездоров. Он стал слишком нервным.
И машина умчалась.
Повторение
В лифте Джорджия, опустив глаза, забилась в угол; Серджо сказал:
– Не делай такого лица. В конце концов то, о чем я тебя прошу, сущий пустяк. Потом мы расстанемся и никогда больше не увидимся.
Джорджия ответила:
– Это не пустяк. Мне тоже жаль, что между нами все кончено. Но мне кажется, просто жестоко притворяться, что все начинается сначала. Только тебе могла прийти в голову подобная мысль.
Лифт остановился, и они вышли на площадку. Серджо взглянул на свои часы:
– Сейчас одиннадцать, а тогда ты пришла в пять минут двенадцатого, в такой же день и тоже в мае. Только это было три года назад.
– Так что же я должна делать?
– Подожди здесь на площадке, а в пять минут двенадцатого позвони.
Серджо вынул ключ, открыл дверь и вошел в переднюю. Квартира была на верхнем этаже, небольшая и вся завалена книгами. Серджо прошел по узкому коридору между двумя шкафами, набитыми книгами, и вошел в кабинет. Все здесь было, как три года назад, только на окне жалюзи были опущены, а в тот день, три года назад, они были подняты. Он вспомнил, что в тот день ветер на террасе шевелил яркой блестящей листвой глицинии. Он поднял жалюзи, было ветрено, глициния стояла на том же месте. Тогда он подошел к письменному столу, сел за него, взял книгу, которую он читал в то утро. Это была монография об одном художнике, о картине которого он должен был тогда высказать свое мнение.