Дом, в котором совершено преступление (Рассказы)
Шрифт:
– Но, Клоти...
– вступилась подруга.
– А ты помолчи, - прикрикнула Клоти.
– Ведь ты заставила меня принять это дурацкое приглашение! А раз так, то и оставайся с ним. А я ухожу. Будьте здоровы...
Она вскочила и, поспешно пройдя меж столиков, направилась к выходу.
– Ну а теперь, - обратился Джироламо к Майе, как только Клоти исчезла из виду, - сделайте милость, объясните мне, мягко выражаясь, непонятное поведение вашей подруги.
Та покачала головой.
– Это моя вина. Я уговорила ее пойти. Она не хотела.
– Но почему
– Вы не обижайтесь. Она не хочет больше терять время на всяких типов без гроша в кармане.
– Но ведь я, - произнес совершенно ошеломленный Джироламо, - я вовсе не тип без гроша в кармане.
– Так вы не голодранец?
– Нет, право же, не голодранец.
– Странно... А у Клоти сложилось именно такое впечатление. Да и я, не обижайтесь, поклялась бы в том же.
– Что же вас заставило так думать?
– Да как-то так, все вместе.
Джироламо помолчал немного, затем снова заговорил:
– Но если у Клоти такие взгляды на людей, то почему, прежде чем грубить мне, она не разузнала, не спросила меня? Я бы сказал ей правду, что я - не "тип без гроша в кармане", и тогда она вела бы себя вежливо и мы бы хорошо провели время.
– Вы должны извинить ее. Она боится.
– Да чего же она боится?
– Боится, что нарвется, как всегда, на голодранца. Вы нас поймите: мы девушки бедные, что ж тут удивительного, если нам хочется иметь знакомства среди мужчин со средствами?
– Ну, хорошо, так по крайней мере осведомляйтесь заранее.
– Жизнь - это джунгли, - философски изрекла девушка.
– Клоти защищается, вот и все. Вам хорошо рассуждать, но кто боится, тот не рассуждает.
Джироламо снова помолчал. Официант принес счет, и Джироламо расплатился.
– Если хотите, поедем завтра к морю, - наконец сказала девушка.
– Я сама поговорю с Клоти.
– Я думаю, что мы не сможем поехать.
– Почему? Вы обиделись?
– Да нет, но теперь уж вы на меня нагнали страху.
– Вы-то чего напугались?
– Жизнь - это джунгли, - ответил Джироламо, вставая.
Дом, в котором совершено преступление
В то время как машина неслась по блестевшему от дождя шоссе под серым, затянутым тучами небом, Томмазо изучал свою спутницу. На вид ей было немногим более тридцати; гладкие и прямые темные волосы обрамляли бледное, худое лицо с орлиным носом и черными горящими глазами. Из-за слишком яркой губной помады ее большой, резко очерченный рот казался кровоточащей раной. Он опустил глаза: из-под зеленой юбки выглядывали черные лакированные сапожки, доходившие почти до колена. Наконец он нарушил молчание:
– Еще очень далеко?
– Нет, скоро приедем.
– И как это вашим пришло в голову построить виллу в столь уединенном месте? Я понимаю еще, если бы было близко от моря, а то его отсюда и не видно.
– Мы построили ее здесь потому, что у нас тут была земля.
– Когда же выстроена ваша вилла?
– Году в тридцатом, почти тридцать лет назад.
– И с тех пор вы в ней и живете?
– Нет, мы ездили сюда каждое лето, если не ошибаюсь, до тридцать третьего
– Двадцать семь лет дом стоит покинутым! И отчего же?
– Да так. По-видимому, нам здесь разонравилось.
– Сколько вы за него хотите? Посредник мне говорил цену, но я за последнее время пересмотрел столько вилл, что уже не помню.
– Пятнадцать миллионов лир.
– Ах, да! Кажется, вилла очень большая?
– Да, она большая, но комнат в ней немного. Гостиная и еще четыре комнаты.
– Если верить посреднику, это было бы весьма выгодное приобретение.
– Я тоже так думаю.
– Вилла принадлежит вам?
– Нет, у нее три владельца - мой брат, сестра и я.
– У вас нет родителей?
– Нет, они умерли.
– Ваш брат женат? И сестра замужем?
– Да.
– Они живут вместе с вами в Риме?
– Нет, они живут за границей.
– А вы замужем?
– Нет.
– Вы живете одна?
– Нет. Но, синьор Лантьери...
– Говорите, я вас слушаю.
– Извините меня. Я должна показать вам виллу, но вовсе не обязана рассказывать вам о своей личной жизни.
– Простите. Вы тысячу раз правы.
Наступило молчание. Но странное дело, Томмазо про себя отметил, что резкий ответ молодой женщины не вызвал у него ни чувства обиды, ни удивления. Он старался понять, почему же ее тон и слова не задели его, и наконец его осенило: как в цене виллы, слишком низкой для такого большого дома, так и вообще в поведении женщины, державшейся как-то слишком незаинтересованно и безучастно, таилось нечто загадочное, и это если и не полностью оправдывало, то, во всяком случае, извиняло проявленную им нескромность. Он посмотрел на губы женщины, и его поразило, как ярко они накрашены. С ее белого, как бумага, лица он перевел взгляд на серую и блестящую ленту дороги, бегущую навстречу серому, подернутому дымкой пейзажу, и увидел, что сквозь серую тусклость этого пасмурного осеннего дня, подобно кроваво-красной краске на губах этой женщины, необычно и ярко сверкают другие цвета: желтое золото листьев какого-то растения, увивающего фасад крестьянского дома; густая чернота мокрых стволов, светлая, почти голубая зелень капустных кочанов на огородах; яркий пурпур гроздей ягод на колючем кустарнике. День сегодня выдался туманный и дождливый, подумал Томмазо, но все же он не лишен своего очарования - в такой день краски природы играют и переливаются, как звонкие голоса в тишине полей.
Он спросил женщину:
– При доме есть земельный участок?
– В цену виллы включена стоимость сада в две тысячи квадратных метров. Но участки вокруг принадлежат нам, и вы, если хотите, можете прикупить землю.
– По какой цене?
– Я думаю, по тысяче лир за квадратный метр.
Томмазо вновь про себя подумал, что такая цена ниже обычной для здешних мест, но на этот раз ничего не сказал. Женщина переключила скорость, и машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, проехав между двух потемневших от времени невысоких каменных столбов.