Дом, в котором ты живешь

Соловьева Анастасия

– Быстро вставайте! Я проспала.

Пока они умывались, рассовала бутерброды по рюкзакам.

– Мам, дай нам с Олегом на спрайт, чай – Илюшке.

Порывшись в кармане, я протянула какие-то деньги и с облегчением вздохнула, когда за сыновьями захлопнулась дверь. К счастью, мне торопиться некуда: с утра у моего класса английский, потом физкультура.

Из зеркала в ванной на меня глянуло бескровное лицо. Темные круги парадоксальным образом усиливали выразительность широко раскрытых зеленых глаз. Губы пылали. Вырез бирюзового халата был слишком глубок. И вообще в облике этой особы

чувствовалась призывная уверенность, и даже смятая прическа не портила дела. Ночь с Додом превратила тихую домашнюю женщину в сексапильную оторву. А вдруг он испугается, увидев меня такой?

Я приняла душ, на лицо тонким слоем положила румяна, бледно-розовой помадой подкрасила губы и поспешила на кухню готовить наш первый с Давидом завтрак.

Глава 5

Череда морозных солнечных дней сменилась пасмурной оттепелью. Ночью лепил мокрый снег, а утром уже таяло. За окнами класса звенела капель. После бессонной ночи мир казался хрупким и звенящим. Или это от напряжения звенели нервы?.. Ученики наклонились над тетрадками, медленно, отвыкнув после праздников, писали, кое-кто тихонько переговаривался, а двоечник Артамонов рисовал.

Я заглянула через плечо:

– Ты что, рисуешь?

– Упражнение пишу!

Я полистала тетрадь, на последней странице цветными ручками были нарисованы самолеты… Давид сейчас смотрит в иллюминатор на облака. Сидеть ему неудобно – некуда ноги деть… Господи, никуда он не смотрит – он спит! Я так живо увидела его дремлющим в откинутом кресле в салоне самолета.

– Марина Ильинична, я больше не буду, – затянул напуганный моим долгим молчанием Артамонов.

– Вот и не надо. – Я села рядом, стала объяснять ему упражнение. Он писал, напряженно посапывая. – Понял теперь?

– Понял. Вы мне оценку поставите? А за окном все звенело.

По дороге домой я купила двух кур-гриль, лаваш, свежие помидоры и яблоки гольден. Выложила все это богатство на кухонный стол л, бросив в кресло скомканное платье, блаженно растянулась поперек дивана. Закрытые глаза будто отгораживали от реального мира. Лежала, не спала – грезила. Сколько времени прошло так? И вдруг в сумке запел мобильный. Я понеслась на зов Дода, путаясь в длинных полах халата.

– Марина, как ты?

– Хорошо. Ты где, Давид?

– Еду из аэропорта.

– Тебя встретили? —Да.

…Я же ничего о нем не знаю: куда он едет, с кем, где будет жить. И он не рвется рассказывать о себе…

– Марина… – Он вдруг прервался. – У нас с тобой еще будет все… Ты не должна огорчаться.

– Я не огорчаюсь, Давид. Мне правда хорошо, и я очень жду тебя. – От непривычки говорить по мобильному мне хотелось Кричать, несмотря на прекрасное качество связи.

– Я позвоню еще.

– Конечно, звони.

Только отсоединившись, я сообразила, что так и стою босиком посреди коридора, а телефон сжимаю так, что побелели пальцы.

Какой серый непроглядный день, но и он может принести счастье! Я подошла к окну, отодвинула штору и в который раз за последнее время не поверила своим глазам: на подо коннике лежала пачка долларов.

…Мама всегда внушала мне: у мужчины нельзя брать деньги. Отношения

должны быть бескорыстными, а продажная любовь… Боже упаси. Другое дело – подарки к празднику, но не слишком дорогие. мама я никогда об этом не задумывалась– жила мамиными понятиями. Давид разбудил во мне древний инстинкт женщины. Мужчина приходит с охоты, приносит добычу, уходит снова, а она ждет у очага и поддерживает огонь. При мысли об очаге я почувствовала, как тянет с улицы сырым холодом.

«Все это так естественно. – Я продолжала рассуждать, уютно устраиваясь под одеялом и положив на пустую подушку рядом мобильный телефон. – Мир в общем консервативен Что поменялось с древних времен?» Последняя моя мысль была об Аленушке из сказки «Аленький цветочек», которая полюбила чудовищного зверя за то, что он заботился о ней. А ведь Давид не чудовище…

Щелчки выключателя ворвались в глубоким сон. Кто-то непрерывно зажигал и гасил свет.

– Мам, – конечно, это Олег (кто же еше?), – вставай, Иза пришла. – Я издала гортанный звук, означающий пробуждение, и сын, ободренный, продолжил: – Илюшка трояк получил – домашку вчера не сделал. Прихожу за ним на продленку – он ревет. Я тройку по алгебре исправил. А Денис на тренировке…

Иза боком сидела у стола, держа на коленях коробку с тортом.

– Видела шубу, видела изобилие, – она кивнула на помидоры, яблоки и недоеденную курицу, – а теперь вижу женщину нового русского. Скоро он повезет тебя на Канары.

– Почему именно на Канары?

– Не ты первая! И идут ведь все к нам. Сначала прилетают как на крыльях, а потом проблемы начинаются.

– Какие проблемы? Болезни?

– И не только… Вся проблема в том, что кругом полно молодых бессовестных баб, и каждой есть дело до богатого мужика!

Я привыкла доверять Изе и следовать ее советам, но видеть, как она препарирует мою любовь опытными руками врача-гинеколога…

– У тебя, Иза, трезвый взгляд. Но он какой-то однобокий, циничный, если хочешь. Нельзя всю жизнь свести к гинекологии.

– А в чем, по-твоему, жизнь? – Мой ответ ее явно обескуражил.

Она прежде всего неоднозначна. И в ней есть место всему. А потом, вспомни свою любимую пословицу: мужчина никогда не уходи г к кому-то, он всегда уходит от кого-то.

– Ладно, – Иза примирительно усмехнулась, – поживи, порадуйся, а потом вернемся к нашему разговору. Расскажи, как вы провели праздники.

– Ездили в Звенигород, потом ужинали в ресторане…

– А сейчас где он?

– В командировку уехал. В Стокгольм.

– Понятно. Звонил уже?

– Звонил. – Чтобы не провоцировать Изку, я умолчала про мобильный и доллары.

– Да, начинается у всех красиво, а потом… – Та не желала слезать со своего конька. – Вот мы Восьмого марта в гостях были. Сережкин друг, Бондаренко такой. Они в университете учились. Теперь этот Бондаренко построил дом в Раменском, квартиру продал. Дом, я тебе скажу… Первый этаж: громадный холл, гостиная, столовая, ну, кухня, естественно. На втором спальни: их с женой – просто Людовик XIV, сыновей, гостевые, и при каждой санузел отдельный. А третий этаж – огромное пространство в стиле кантри. Весь дом утопает в цветах… Ладно, не важно.