Дом веселых нищих
Шрифт:
Из парка выбежали два дюжих парня и кинулись к Роману и Ваське.
— Лупи их! — заорал один.
— Свои! — отчаянно крикнул Роман. Парни пробежали мимо. Вдруг Васька, размахнувшись изо всех сил, запустил камень. Один парень с ругательством схватился за голову руками, а ребята помчались к цепи саламандровцев.
— Колька! — крикнул Роман, увидев брата на левом фланге.
Колька улыбался, а под глазом у него был синяк.
— Молодцы, — сказал он. — Только утекайте, мы отступаем.
Из
«Саламандра» дрогнула. Сперва рысцой, потом стремительным галопом ребята кинулись врассыпную.
Бой кончился. На Обводном «Саламандра» исчезла — рассосалась по переулкам.
Роман с Васькой побежали по набережной. Своих уже никого не было видно, а сзади слышался топот погони.
— Скорее! — хрипел Васька.
— Лови их! — неслось сзади.
— В ворота! — задыхаясь, крикнул Роман. Васька стремительно нырнул в какую-то подворотню. Роман за ним.
Пробежали двор. Вскочили в первую попавшуюся дверь, бегом по лестнице забрались на самый чердак и там притаились в углу.
Было темно и тихо. Площадкой ниже на освещенном подоконнике сидела рыжая кошка и опасливо поглядывала на ребят.
ВЕЧЕР У НАСТАСЬИ ЯКОВЛЕВНЫ
Когда, отсидевшись на лестнице, ребята вышли во двор, показалось Роману, что бывал он здесь. Очень знакомый двор. Сараи кособокие, качели посредине площадки, маленькая помоечка с оборванной гирей. Плохая помойка.
— Да ведь бабка здесь живет, Настасья Яковлевна. Пойдем к ней в гости. Чаю попьем.
— А заругается?
— Нет, она добрая. Только табак нюхает. Скажем, что гуляли и по пути зашли.
Дверь открыла сама Настасья Яковлевна, широкая, огромная, похожая лицом на мопса. На голове у нее был красный повойник, кофточка желтая с красными кругами, юбка синяя, пестрая.
— Внучонок! Да как ты попал? Ну, входи, обрадовал старуху, спасибо. Да дружка-то втаскивай своего, пусть не стесняется.
Ребята прошли в комнату, заставленную сундучками и корзинами. Настасья Яковлевна усадила их к столу, а сама побежала на кухню. Вернулась с большим чайником. Достала кружки, сахар, печенье.
Пока ребята, усиленно сопя, пили чай, Настасья Яковлевна, расспрашивала Романа:
— Ну, как матка? Как бабушка с дедом?
— Живем, — отвечал Роман, не зная, что бы сообщить бабке. — Вот скоро мама окна мыть будет, рамы вынут… А позавчера дед повез щелок на Гагаринскую улицу — целый день искал улицу и не нашел. Потеха!
Васька засмеялся, а Настасья Яковлевна нет. Подошла к комоду, налила из бутылки чего-то, выпила и, крякнув, сказала:
— Тяжело деду твоему. Тихий он, а все измываются. Мыслимое
Ребята кончили пить и перевернули чашки. Роман, подавая пример Ваське, перекрестился на икону. Настасья Яковлевна ушла на кухню, а ребята принялись рассматривать безделушки, расставленные на комоде. Тут были фарфоровые собачки, слон, глиняный мальчишка на горшке и много карточек в рамках.
Вдруг Васька ткнул Романа.
— Гляди, деньги, — быстро прошептал он.
На уголке комода лежал новенький пятиалтынный.
— Не смей трогать, — испуганно сказал Рома и поскорее отошел от комода.
Уже настал вечер. За домами оранжевая полоска неба стала красной, дома почернели и замигали огоньками. А ребята все еще сидели.
Стали играть в карты. Особенно разошлись, когда в пьяницы сыграли. Весело. Карта на карту находит. Откроет Роман девятку, а у Васьки тоже девятка, у бабушки тоже.
— Спор! — кричит Роман, заливается смехом.
— И верно, спор, — смеется бабушка. — Вы, верно, жулите. Ну, кладите еще по карте.
— Десятка, — говорит Васька. Бабушка смотрит свою и торжествует.
— Врешь, теперь моя взяла. Дама!
A у Романа — туз.
— Ага, — хохочет Роман. — Чья теперь взяла?
Смешно Роману, а Васька злится, и бабушка чаще в нос табак пихает, по-настоящему сердится.
Долго играли. Уходить не хотелось, но пора было. Стали собираться. Настасья Яковлевна расцеловала Романа, потрепала по голове Ваську.
— Ну, спасибо, кавалеры, что навестили старуху. Весело, ей-богу, с вами. Люблю вас. Еще приходите.
У самых дверей Настасья Яковлевна вдруг остановилась и хлопнула себя по лбу.
— Да что же это я! Небось мороженое уже продают. Постойте-ка!
Настасья Яковлевна рысцой побежала к комоду и на уголке, где пятиалтынный лежал, стала шарить рукой. Вздрогнул Роман, взглянул на Ваську: «Неужели спер?» А Настасья Яковлевна ищет, торопится, сердится.
— Ах ты, господи! Куда же я его засунула?
— А что, бабушка? — дрогнувшим голосом спросил Роман, чувствуя, что краснеет.
— Пятиалтынный тут лежал, — сказала бабка, взглянув на него.
— Может быть, упал? Дай-ка поищу…
— С чего ему падать?
— Ну да, упал, — радостно подхватил Васька. — Я даже слышал, как брякнуло что-то.
Настасья Яковлевна взглянула на Ваську и нахмурилась.
— Ишь ты! Говоришь, слышал, как упал? Ну, поищите…
Роман кинулся за комод, чтобы скрыть свое лицо. Теперь он был уверен, что деньги у Васьки, и только ждал, когда тот их найдет. А бабушка стояла в сторонке и мрачно наблюдала за ребятами. Наконец раздался долгожданный голос Васьки.