Дом Ветра

Савански Анна

Каролина помнила, как впервые встретила Дезмонда Лейтона. Он смотрел за процессом переделки парка. Где разбивали розарии и создавали лабиринты, увитые розами, где строили греческие беседки и возводили фонтаны с греческими богами и богинями, модные тогда и сейчас.

Дезмонд обустраивал поместье для своей жены. Каролине тогда было одиннадцать лет, тогда, как она думала, она была гадким утенком и вела себя порой как мальчишка. Она никогда не встречалась с Эдвардом Лейтоном даже взглядом, так как он постоянно ездил и учился в разных местах, как хотел его отец. Она думала, что отец никогда не выдаст ее замуж за соседа, но все так и случилось. И теперь отец здесь не жил,

чаще бывая вместе со своей, уже третьей женой в Дублине, но, приезжая, он все также пытался навязать дочери свое мнение.

Эдвард Лейтон скакал по аллеи на вороном жеребце. У него были самые быстрые и лучшие лошади во всем Антриме, из-за сына и дочери он полюбил этих изящных животных. У него было все: обширное поместье, дворец, любимое дело, дети, связи. Он блистал в свете, красивейшие женщины Ирландии были готовы оказаться в его постели. Но Эдвард чувствовал себя одиноким, и порой ему казалось, что так будет всегда. А после он влюбился в жену, хоть и это считалось дурным тоном.

Эдвард уехал в Лондон. Каролина испытала страх: а что если он встретит ту леди — что тогда? Неужели наступит конец чарам? Всю дорогу он думал о прошедших двух неделях. В Лондоне он навестил пару друзей, побывал на нескольких балах. У Стенфордов он флиртовал со всеми дамами, замужними и незамужними, пока рядом с ним не оказалась восхитительная брюнетка, любовь всей его недлинной жизни.

— Джорджина! — выдохнул Лейтон.

— Здравствуйте, Эдвард, — он поцеловал ее руку. — Рада вас видеть. Даже как-то неловко разговаривать с вами после того поцелуя. Как жизнь?

— Я счастлив.

— И кто она? — ее зеленые глаза полыхнули любопытством.

— Моя жена, — ответил он, смотря на пузырьки в шампанском.

— Я очень рада за вас, — прошептала она, но почему-то он услышал сожаление.

— Вы ревнуете, герцогиня?

— Нет, я люблю Рамсея, до сих пор ничего не изменилось. Но что-то надломилось в нас, и я...

Джорджина посмотрела на него пылающими зелеными глазами, он рассмотрел в ее взоре желание, неподдельную, неостывшую страсть.

— Я любил вас почти всегда.

— Почему почти всегда? — она с вызовом спросила его.

— Потому что Каролина часть меня и остается ею, — Эдвард ощутил неловкость ситуации.

— Знаете, мне известно, что у Рамсея была другая...

— Хотите узнать, что такое месть?

Они поднялись наверх, в апартаменты. Эдвард обнял женщину сзади, целуя в изгиб шеи. В сторону полетело платье и нижние юбки, корсет и сорочка. Обнаженные, они подошли кровати. Она нетерпеливо привлекла его, наслаждаясь близостью влажного тела, замирая от каждого жгучего, интимного поцелуя, чувствую себя богиней, желанной и любимой, как когда-то в объятьях мужа. Но вмиг она поняла, что Эдвард не с ней. Его тело принадлежит ей, он весь в ней, но его душа, она была не с ней, с другой. Когда он растянулся рядом, привлекая к себе, Джорджина гадала, о ком он думает. Она так извелась, что престала замечать, что все, что между ними происходит, это просто похоть и не более. Всю ночь напролет они занимались любовью, и каждый получал то, что хотел.

Утром она ушла, и он подумал, что навсегда. Когда захлопнулась дверь, пришло раскаяние. Эдвард впервые сожалел о проведенной ночи с женщиной, которую когда-то, как ему казалось, любил. Он поймал себя на мысли, что, находясь в объятьях первой любви, думал о другой женщине, жене, она покорила его сердце. Она была вовсе не холодной, а, скорее всего, не опытной. Он должен как можно быстрее оказаться в Холстон-Холл.

Каролина поняла, что произошло, но сдержала порывы ревности: он вернулся, а значит,

та женщина для него ничто. Через пять месяцев Эдвард узнал, что Джорджина умерла от крупозного воспаления легких.

***

Лето 1913.

Ей понадобилось два года, чтобы наладить отношения с другими ученицами. Мария предпочитала чаще одиночество, но все же нуждалась в обществе. Многие шипели за ее спиной, даже младшая сестра, но она понимала — остальные просто завидовали. Шестнадцатилетняя девушка приковывала внимание мужчин.

Ее красота, подобно цветку, расцветала, она не следовала моде, и поэтому не укладывала в модные прически волосы и не украшая их эспри, эгрегетками, нитями бус, яркими лентами, бижутерией. Ей нравилось, когда ее светло-рыжие пряди свободно струились по плечам; девушка лишь иногда заплетала их в косу или собирала в пучок, и ни за что не соглашалась подстричь их, хотя подруги предлагали, предпочитая сохранить, то, что дала природа. Она ненавидела модные «шантеклерки», которые навязывала мать, не нравились модели мадам Пакэн, что только и обсуждалось в дублинском и антримовском обществе.

Теперь возраст обязывал, и под наблюдением строгих мистрис старшие девочки выезжали в свет. У Марии было много поклонников, но не один не вызывал чувство восхищения или любопытства. Она смотрела на них, думая, что ни за одного никогда не вышла бы замуж. Сейчас она считала себя слишком молодой для этого, ей хотелось кружиться в вихре танца и чувств. Марию не интересовали разговоры о погоде или о моде, не нравились сплетни о других. «Совсем другая», — говорил ее брат. Чистая, искренняя, но это мало, кто замечал, и поэтому она так и не нашла, с кем прожила бы жизнь.

Однажды на одном из балов появился таинственный мистер Манелл, маркиз Стейфон. Ему недавно исполнилось двадцать пять. Он привлек Марию независимостью и прямотой; она заворожено смотрела на него, изучая мелкие морщинки вокруг зелено-серых глаз, которые просто светились счастьем. Ей нравилось, как в свете ламп сияли его светлые волосы, и как от него исходила мужественность.

— Вы скучаете, — начал он, — мисс...

— Лейтон, — закончила она.

— Ах, что-то слышал о вашей семье, — небрежно сказал он.

— Вы не так часто бываете в здешних краях, — заметила она.

— Вы правы: чаще всего я живу в Лондоне, а здесь у меня поместья, — он улыбнулся ей.

— Ах, Лондон... — выдохнула она, словно любовница, вспоминая своего лучшую пассию.

— Вы там бывали? А то... говорите с такой теплотой, — она не смела смотреть на него. — Хотя именно в Лондоне происходит все. Этот город — центр жизни Англии.

— Нет, не бывала, но мечтаю побывать однажды, — она развернула веер, закрывая пол-лица. Она совсем не хотела, чтобы собеседник видел ее эмоции. Мария еще слишком молода и неопытна и еще не научилась скрывать чувства.

— Так выходите за меня замуж! — Мария не поняла: то ли это шутка, то ли он говорил всерьез. — Вы будете прекрасной хозяйкой моих поместий.

— Милорд, я вас совсем не знаю, и это одна из причин, почему я вам откажу, — ответила она. — И потом, я намерена выйти замуж только по любви.

— Вы категоричны, — он неожиданно сжал ее руку, пристально смотря в глаза. — Любовь — глупое и ненужное чувство. Она портит людей. Вы многого не понимаете. Но вы быстро учитесь.

— Я всегда такая, — не успела она закончить фразу, как его губы прикоснулись к ее губам, призывая их раскрыться. Она ахнула, его ладони ласкали ее талию, и она сдала бастион. Его язык проник в ее рот. Мария попыталась пробудить остатки своего разума, но тщетно. Мистер Манелл сам ее отпустил.