Дом за порогом. Время призраков
Шрифт:
– А меня Джейми.
Я все пытался разглядеть ее под слепящим солнцем. И решил, что у нее, наверное, все-таки есть лицо спереди головы, как у всех. Я видел только острый коричневый кончик носа, торчавший из черных волос. Вот честное слово, волосы у нее со всех сторон свисали одинаково. Одета она была в черные штаны и черный свитер, на ногах у нее были черные башмаки на толстых пружинистых подошвах. Между тем люди из этого мира были, конечно, со странностями, но одевались в основном в броню, а волосы зачесывали назад, под шлем с особым зеркальным забралом, чтобы видеть,
– Не может быть, чтобы ты была здешняя, – сказал я. – Ты говоришь по-английски.
– Еще бы, – ответила она. – Я же вижу, что ты чужестранец, вот и обращаюсь к тебе на языке открытых времен.
Когда она это сказала, мы уже топали к Границе. Все-таки, когда Граница зовет, понимаешь, что надо идти.
– Ты тоже граничный скиталец? – спросил я, топая по песку.
Кончик ее носа презрительно задрался.
– Это ты себя так называешь? Я – изгнанница по приговору Уст Уквара. Меня выставили из Дома Уквара и, понятное дело, побили камнями. Я очень зла.
Если просто побили камнями, это ей еще повезло, подумал я. Глаза у меня слезились на солнце, но я видел, что ее черная одежда вся в белесых пятнах от песка. В некоторых местах были прорехи, и там, где прорехи, у нее шла кровь. Похоже, она говорила правду.
– За что тебя выставили? – спросил я.
– Да из-за Них, – сказала она с глубокой ненавистью.
Я понял, что она говорит правду. О Них так станет говорить только тот, кто недавно попал в Цепи.
– Они не одобряют, когда о Них говорят, – сказал я.
– Дело не в том, что одобряют Они, а в том, что одобряю я, – сказала она. – Я Им не рабыня! Я добровольно удаляюсь в почетное изгнание! Ясно?
– За что? – спросил я.
– За то, что у меня дар! – И она зашагала вверх по склону к Границе.
Наверное, мне надо было отпустить ее. Держалась она не слишком приветливо. Но меня взбесило, что она шагает так быстро, а я еле плетусь, и я понимал, что стоит нам добраться до Границы, как нас раздернет по разным мирам и больше я ее никогда не увижу. Поэтому я топал изо всех сил и очутился на вершине холма одновременно с ней. Граница была маленькая. И – чего еще ждать от омерзительного мира Хелен – отмечена она была костями.
Это были просто великанские кости – ребра как остовы кораблей, берцовые кости как фонарные столбы. Три дня назад я повстречал одного зверя из тех, кому они могли принадлежать. Не знаю, может, это был и не дракон, но на вид сильно его напоминал и явно считал, что я вкусный. Я только тем и спасся, что забился в трубу на крепости. Вряд ли этот дракон изрыгал пламя, но трубу он потом нюхал добрый час, а я едва не поджарился от огня далеко внизу.
– В церковные праздники мы приносим сюда кость и растение, – пояснила Хелен.
Я только закряхтел, отодвинул ее и прошел в кольцо из костей. Белый песок
Хелен подошла ко мне. Я прямо чувствовал, как она презирает меня за трусость.
Она резко и громко хлопнула в ладоши:
– Брысь отсюда!
Песок среди теней словно вскипел и осел, и змеи исчезли. Я увидел, как они утекли прочь между костей за пределы круга, и сказал:
– Спасибо. Это и есть твой дар?
– О великий Уквар! Нет, конечно! Это же просто змеи! – ответила она.
– Знаю, – сказал я. – Не хотелось бы, чтобы меня ужалили.
– Они не жалят, они кусают, – бросила она. – Ну что, показать тебе мой дар?
– Если хочешь. – Я ступил в круг из костей и думал, что в следующую секунду окажусь неведомо где.
– Делаю тебе большое одолжение, – заявила она. – Гляди.
Когда кто-то говорит: «Гляди», то глядишь. Я поглядел, хотя Границы вовсю звали меня. Глаза у меня уже привыкли к ослепительному свету. Хелен закатала правый рукав черного свитера. Рука у нее была гораздо темнее моей, но в остальном самая обычная – с синяком в одном месте и расчесом в другом.
– Подумаешь, – сказал я. – У меня розовее, а так все то же самое.
Из-за завесы черных волос Хелен послышался смех. Рука посерела. Сначала пальцы, а потом рука посерела вся, и через каждый дюйм серой кожи залегла глубокая складка, и вот рука стала серая и складчатая до самого плеча. Кожа на ней сделалась вся толстая и сухая, и на ней отросло несколько длинных черных волосков. На месте ладони появился раздвоенный мясистый пятачок с двумя глубокими розовыми дырками. Серая рука взметнулась вверх и свилась кольцом. Мне стало ясно, что костей в ней больше нет.
Я сказал: «Эээургх!» – и попятился. Тут серая рука как метнется вперед – аж вдвое растянулась, вся выпрямилась, складки расправились – и обвилась вокруг моей шеи. Она была теплая и кожистая. «Прекрати!» – сказал я. Попятился еще, хотел отодрать теплую серую змею от шеи, но она была неимоверно сильная. Цеплялась и цеплялась. Хелен считала, что все это ах как смешно. Запрокинула голову, так что я едва не разглядел ее лицо под волосами, и все смеялась и смеялась надо мной и не отпускала. А я пятился и пятился, дергал за серую руку, и кричал Хелен, чтобы перестала, и тянул ее за собой, потому что она меня не отпускала.
Тут мы дошли до того места, где нас дернуло. И перешли Границу вместе. Я так удивился, что замолчал. Мы с Хелен оказались вдвоем под гораздо более тусклым солнцем, и мне на миг почудилось, что вокруг темно хоть глаз коли. Хелен тоже было мало что видно. Она подняла руку, немножко развела волосы спереди, и показался блестящий черный глаз. Она поглядела, как ее серая рука снова становится гладкой и коричневой, от плеча и вниз. Когда она стала исчезать, я понял, что это такое.
– Слоновий хобот! – проговорил я. – Как ты это делаешь?