Дом золотой
Шрифт:
Провокаторша
—Ты, Фая, попроси свово Сережу, а? – начала на следующий после сальто-мортале день Маруся Подковыркина.
– Какой он мой? – отвлеклась от мытья теплой водой из пластмассового тазика Малышкиного вымени тетя Фаина. – Он совсем даже не мой.
– Правда? Тогда я деда Сережу себе заберу, – пожала плечами Маруся и, постучав косточкой пальца по бревну притолоки, заметила: – Всю бревнину жуки проели, Фай, Фа-ая, дом-то у тебя какой гнилой
– Слушай, иди давай, свой дом, хошь, щупай, хошь, стучи! И на корову мою не гляди, у тебя в каждом глазу по шилу.
– Чтотычтотычтоты! – затрясла головой Маруся. – Фаюшка! Чтотычтотычтоты? Я же тебя люблю, ну кого мне любить? А! Разве кота, а пошто мне кот?
– А зачем тебе дед Сережа? – уже начав доить, все-таки спросила тетя Фаина. – Какие у тебя к нему предложения?
– Да мне, Фай, эту надо, – замялась Маруся и отставила подальше свою разбитую коленку.
Тетя Фаина оглянулась и удивилась нарядности подруги, которая обычно ходила в некоторой встрепанности почти всю неделю.
– Ты чего это вырядилась? – закончив доить, сердито спросила Фаина. – Сережа ей мой нужен.
– Да ты что, ревнуешь, что ли? – поморгала из темноты Маруся в сатиновом красном платье с зелеными огурцами и защитного цвета бушлате, в котором прохаживалась только в магазин, церковь и в собес.
– Ты не куролесь! Признавайся, чего надо? – стала заводить корову на место тетя Фая. – Ну?
– Фая, а мне ступу твой Сережа не сделает? – быстро спросила Подковыркина и пристроилась идти следом. – Очень надо.
– Чего?! – Фаина Александровна споткнулась на ровном месте и чуть не выронила ведро с молоком. – Да ты что, сатана? Ступу ей! Летать собралась? А-а-а! Уходи. А-а-а!
– Ну, Фая, опять! – поморгав еще глазами, Маруся придержала ведро с молоком со своей стороны. – Не поймешь, а кричишь. Мне не ступа нужна, ступа у меня есть...
– Чего?! – схватилась за косяк Фаина. – Уходи отсюдова!
– Фаюшка, да чтотычтоты?.. Мне ступка нужна, стекла толочь, крыс травить! – затараторила Маруся. – Ну? Ну! Фая, ну как я на ступе летать буду, у меня и помела-то нет? Какая же ты, Фая, несдержанная!
Теракт
Никто другой, а снова Фаина соседка Маруся первая узнала страшную подробность про смерть Любови Бересклетовой. Что обнаружилось там на дороге, когда убирали в сторонку с оживленной в дневные часы трассы две раскуроченные машины и водитель молоковоза опять же, хоть и просили его в категоричной форме не молоть языком о столбе огня, в который превратилась нежно-голубая иномарка, шедшая по встречной полосе, и вдруг, кувыркаясь, уже в дыму влетела ему прямо между передними колесами.
– Тер! Акт! – как два разных слова повторяла Маруся Подковыркина целую неделю и пытала Фаину: – Кто, ну кто
«Тишка пропала», – не слушая ничего, ни полслова, думала Фаина в ответ, машинально сцеживая молоко через толстую марлю из ведра в кастрюлю.
– Нет, хоть за что? За что ее?.. За что? Она же искусствоведка хренова! – часто моргала глазами, сперва левым, потом правым, тетя Маруся. – Какая все-таки подлая жизнь пошла.
– Марусь, иди домой, – взмолилась тетя Фая. – Как без тебя тихо.
– А молока? – покосилась на свой пустой бидон Марья Михайловна.
– Ну, налей там с полки, с краю... Да не ту, а другую банку бери! Ты поняла хоть? – подумав, махнула рукой тетя Фая. – Маруся, ты мою кошку не видала?
– Да вот – две сидят, – топнула на полосатую и сливочного котов тетя Маруся. – Под столом.
– Это не те, Тишинька моя.
– Не морочь мне голову! Будто не знаешь? – возвращаясь из сеней с полным бидоном, недовольно сказала Маруся, а глаза-то сияли.
– Чего не знаю? Или видела где? – вскочила Фаина. – Маруська, говори.
– У него, у кого ж еще? – пождала губы тетя Маруся.
– У кого?
– У Эдика, а то не знаешь?!
– Не может быть, она же топилась из-за него, – не поверила тетя Фаина.
– Пойду я домой, – выразительно посмотрела Маруся уже с порога, одной ногой в сенях, другой на скомканной тряпке у дверей.
– Иди, – махнула рукой тетя Фая.
– А ты?.. Пойдешь туда?
– Отстань, не хочу говорить, – отвернулась тетя Фаина и, хоть хотелось ей пойти за кошкой, но так целых пять дней никуда и не пошла. О чем потом страшно жалела.
Апрель
Генерал Бересклетов сидел на самом верху в светелке своего терема и глядел на Всесвятский храм, облупленные луковки которого посверкивали на уровне Эдуардовых глаз, только чуть южнее, примерно за полутора улицами вниз.
Сегодня он ознакомился с протоколом осмотра места аварии на двести восьмом километре трассы ЕД-19. Две папки, в которых сухие факты были изложены по порядку. «Краун-виктория» жены взорвалась еще до того, как столкнулась с полным до краев молоковозом. Это было на самом деле, а не домыслы и сплетни.
На коленях Эдуарда спала и вздыхала во сне цвета серого доминиканского жемчуга семилетняя кошка Тихоня, ранее известная под именем Тишки. Спала себе крепко. Пока тетя Фаина тосковала и беспокоилась: хоть бы жива. Хоть бы жива. Хоть бы жива.
Эдуард погладил, даже тихо поскреб пальцем кожаный черный в пупырышках кошачий нос. Тишка проснулась и мгновенно тихонько цапнула Эдуарда за палец. Генерал беззвучно засмеялся, а со стороны казалось, он плачет, горловые тихие звуки:
– Ы-ы-ы-ы-ы-еы...