Дом золотой
Шрифт:
А вот чтобы больше – нет.
Кругом, куда ни взгляни, – плыли «альфа-ромео» и «лендкрузеры», строились кирпичные замки с бойницами, а какие женщины вдруг появились – в соболях и лисах зимой, в бриллиантиках и летящих нарядах летом.
– Ну и откуда такие деньги? – ошеломленно считал чужое богатство Валентин Михалыч. Наверное, или убивают или грабят, был убежден он, и не всегда без основания. И было так пусто на душе. Единственную дочь Злату он, даже будучи комендантом, так не одевал. Уж на что хорошо жили при Брежневе, но не так, не так.
И
Мечты...
Слезы.
Милая жена Зоя плакала несколько лет подряд, не соглашалась видеть разбогатевших соседей по лестничной клетке. Злата не знала, что надеть со смешными тремястами долларами, заработанными мужем на стоянке авто. Хотя жили Нафигулины сытно, имели две дачи, две квартиры, два автомобиля «Ока» и – главное – у них росли замечательные внучата Артемка и Леночка!
Но часто зависть каким-то потусторонним способом затмевает людям глаза на их благополучие. Многие знакомые и даже родная Валина сестра с этой подлой перестройкой обеднели настолько, что ходили за едой не в ближайший супермаркет, а на свалку бытовых отходов у села Осинники, многие умерли от нищеты последних лет и голодных болячек и...
В общем, в новые времена семья Нафигулиных совсем не бедствовала, а напротив, жила себе и жила, вот если бы только не зависть.
Все уже мысленно опробовал за эти годы на роль трамплина к счастью Валентин Михалыч, но в конце концов остался только один трамплин – дом тещи Катерины Николаевны.
Его можно было продать вместе с участком за хорошие деньги и купить не две «Оки», а приличный автомобиль, по шубе Зое и Злате и еще заплатить за учебу внуков, когда те вырастут из школьных милых лет.
Ничего такого, многие люди мечтают о наследстве, в конце концов, дело житейское, может, кому-то мечта жить помогает. Сами знаете, какие в России зарплаты у обыкновенных людей. Ну не получалось двум мужчинам в этой семье заработать на перечисленные промышленные чудеса.
И все бы ничего.
Дом был старый, с большим участком, теперь уже не строят таких домов. В доме доживали свой век мама и сестра Зои и Юрия. Обе были уже в годах, обе больные-хромые-старые, но все жили и жили, и казалось, не будет их жизни конца.
Мама Катя, до капли выжав весь свой жизненный ресурс, на девяностом году тихо отдала Богу душу, и вот, когда была похоронена на Царевском кладбище в тихий день, оказалось, что по завещанию весь дом достается средненькой дочке Файке.
Безусловно, все имеет свою цену, и старые дома на старой земле тоже стоят денег. А если вещь не имеет цены, значит, ее просто нет, допустим, как счастья для всех.
В те три дня, когда готовились похороны и еще ничего не было точно известно, Зоя выхватывала глазами понравившиеся вещи и рухлядь, которая от ветхости ломалась у нее
– Стол мой! – деловито и горячо говорила она самой себе и тащила его в кучу, забыв про зоб и больную печенку. Валентин Михалыч в тот момент, слава Богу, ездил по гробовым делам, резонно рассудив, что Файке ума не хватит мать в три дня похоронить. А он поможет, «похоронил и порядок», – приговаривал Валентин Михалыч и нюхал ладошки.
Тетя Фая горевала, плакала по маме и видела окружающий мир и родных как сквозь грязное стекло.
– Спасибо, Юра, спасибо, Зоя, – прижималась она к отчего-то колючим брату с сестрой. Думала, Зоя готовит столы для помин, а Юра, тащивший на голове огромную икону в медных цветах, так быстро пробежал к своему «Москвичу», что тетя Фая и не приметила. Думала, гроб привезли.
Какой же это был облом для Валентина Михалыча и всей его семьи, как чуть не впал в яростный клинч брат Юрий Хвостов, который тоже приехал с сыном из Москвы за наследством и брезгливо читал два листочка завещания, написанные целых десять лет назад. Как побледнели в кабинете у нотариуса Зоя и Златочка, хотя только что вернулась со своей дачи, выспавшись и позавтракав.
Им не досталось ничего, а одинокой Файке огромный дом. Как же они ненавидели в те секунды ее, боже мой! Словно она и не человек была, а... кто?
Давай сперва твое съедим, а потом каждый свое, ну давай?..
Тогда тетя Фая на все увещевания со стороны брата и сестры, на неприкрытые угрозы и незатейливый шантаж с легким сердцем уступила им целую половину большого дома со всем старым барахлом, которое там находилось. Ну что же, раз им нужно, – пусть берут, а ей и половины хватит. Родные же, не чужие. И сочла тот послепохоронный конфликт решенным. Все оформила и на ту половину больше ни ногой.
Дом столетний, все валится внутри, думала тетя Фая, глядишь, брат с сестрой свою половину тоже не оставят на произвол судьбы, они – свою, а уж она – свою. Хорошо, правда?
Пошли дни, месяцы, годы, тетя Фая жила себе и в ус не дула, и когда соседка Курдюмова Нина, прямая и простая по-дурацкому на язык баба, где-то через пару лет высказала тете Фае такое, ну сами посудите:
– Чего это Зойкина Златка никогда с тобой не здоровкается, морду отворотит и бежит? – Тетя Фая задумалась, поморгала и отвела глаза. – А потому что зажилась ты!.. Смерти тебе желает, – сама и ответила Курдюмова, Нинка ее зовут.
– Разве я мешаю ей? – запальчиво ответила тетя Фая.
Курдюмова потерла варежкой щеку и изрекла:
– А ей все мешают. Прорва!
Потом еще кое-что сказала, вернулась, уже ушла и вернулась!
Тетя Фаина сперва остолбенела, хотела постыдить Нину за такой поклеп на родненьких брата с сестрой, потом даже улыбнулась, когда не хватило слов, и пошла вдоль забора к себе, решив с Курдюмовой больше не водиться, раз она заговаривается, ну какой с нее спрос?.. Такое про Зою сказать! А Юру-то она «душегубцем» назвала, братика Юру.