Дом
Шрифт:
сама видела, что Гэвин здесь проводил много времени.
– А кто закрыл все эти банки?
– Сарай, – озадаченно ответил он.
Дэлайла взглянула на его и заметила хитрую улыбку.
– Как такое возможно?
Он открыл один из шкафчиков у плиты и вытащил несколько приборов:
шумовку, картофелечистку и красивый нож с рукоятью из слоновой кости.
– Она пользуется всеми этоми приборами, – Дэлайла хотела понять, как, но
не
фруктов?
Воздух стал теплее, и Дэлайла широко раскрыла глаза, оглядываясь на окно
и разыскивая взглядом согревший ее луч.
– Тепло стало потому, что она хочет, чтобы ты что-нибудь взяла.
Вежливо кивнув, Дэлайла выбрала банки с персиками и сливами, и Гэвин
снял их с полок.
– И эти, – сказал он, добавляя баночки с соленьями в ее руки. Дэлайла
покосилась на них, отчасти ожидая, что они поздороваются с ней, но банки
оставались самыми обычными банками. – Мои любимые.
– А это место – твое любимое во всем доме?
– Одно из них.
– А какие еще?
– Кухня. Моя комната, – он пожал плечами и добавил. – Я люблю играть на
пианино, но Столовая порой пугает.
Она вскинула брови в безмолвном вопросе.
– Его можно назвать отшельником, в комнате всегда холодно, а потому мне
там не нравится, – он вывел ее на улицу, и ей показалось, что она сошла с
корабля на берег – ее немного покачивало.
– Ты как? – рука Гэвина подхватила ее под локоть, нежно обхватывая
теплыми длинными пальцами. Ощущение падения исчезло, стоило ей
прижаться к нему, и она задумалась, не сделала ли это намеренно, ведь он уже
обнимал ее, и она чувствовала себя прекрасно. Защищенной и устойчивой, и – к
сожалению – отчаянно жаждущей поцелуя.
Они устроились на траве под вишневым деревом. Солнце сверкало, и
Дэлайла смогла сесть так, чтобы лучи не светили в глаза. Так вышло, что при
этом ее голова легла на плечо Гэвина.
– Можешь спрашивать еще, – сказал он. – Уверен, ты под впечатлением.
Она кивнула и поняла, что он это почувствовал, так как придвинулся ближе.
Ощущение было таким, словно по ее венам пустили горячую воду.
– Дом как-то может удерживать предметы? Это так действует?
– Не знаю, что именно он делает, но, наверное, это самое удачное описание.
Приборы двигаются. Духовка включается. Я чувствую, что Сарай все делает
сама, но, может, там не только она участвует. Дом порой похож на… существо с
множеством движущихся частей.
Она склонилась, цепляясь за его локоть, и он придвинул руку ближе, чтобы
она смогла
– Ты здесь счастлив?
– Да, – ответил он. – Ведь другого я и не знаю. Хотя моя жизнь в Доме
отличается от жизней остальных.
Она понимала, что должна расспросить про Двор или про Дом, или как он
учился ходить, говорить, общаться с другими людьми. Но вместо этого
спросила:
– Ты уже приводил сюда девушек?
Он рассмеялся.
– Нет. Ты первая.
– Твое сердце когда-нибудь разбивали?
Его голос был настороженным.
– Этот вопрос не о Доме.
– Но ответь, – она посмотрела на него, любуясь его угловатой челюстью и
тенью щетины на ней. Она задумалась, разрешит ли он ей нарисовать что-
нибудь на нем. Кроваво-красные завитки или неровные серые линии, или слова, как он сам писал. Какие-нибудь руны, быть может, чтобы всех отпугивать от тех
мест, где его хотела касаться только она. – Я твоя девушка и хочу знать.
– Справедливо, – с улыбкой ответил он. – Но нет, не разбивали. Вернее, не
так, как ты сказала. Мне разбивали сердце много раз, пока я был маленьким, когда на меня не обращали внимания или насмехались надо мной. Но сейчас его
вряд ли можно разбить.
Ее сердце чуть не разбилось.
– Это ужасно.
– Не совсем, – его пальцы сжали ее крепче, и все внутри нее отозвалось на
этот жест. – Я не был одинок. Дом меня очень любит. Мебель для меня как
семья, и я вполне счастлив. Я могу общаться с людьми онлайн, там они знают
лишь мой ник и не догадываются, что я выращен Домом-Монстром, словно
волками. И, конечно, теперь у меня есть ты.
Она улыбнулась.
– Да. Есть.
– Как я и сказал, человек вряд ли сможет разбить мне сердце. А вот Дом –
да.
Ветви начали опускаться, пока не коснулись его свободной руки, не
прижатой к ней.
– Спасибо, – прошептал он и осторожно сорвал вишенку, отправил ее в рот, а потом выплюнул косточку в дальний конец двора. Ветка мягко похлопала его
по плечу.
– Что? Ты хотела забрать ее? – спросил он, и дерево коснулось листьями его
щеки и затем отступило. Это означало «да». И Дэлайла поняла, как Гэвин
научился ходить, говорить и всему остальному: его научил Дом. Если он мог
быть нежным, кормить его вишней и возмутиться за брошенную косточку, но
при этом погладить по щеке, то мог и вырастить его.
Гэвина любили.
Со своего места Дэлайла зачарованно наблюдала за их общением.
– Даже не знаю, что спросить, – произнесла она. – Думаю, это потрясающе.