Домашний арест
Шрифт:
Я уже не слушал дальше. Все это гребаные формальности. Я так и знал. Но все равно надеялся, что Форда засадят хотя бы на год. Нет. Дерьмо… Я боялся взглянуть на Кэсси. Я знал, что ее утреннее приподнятое настроение как ветром сдуло.
Форд встал и в сопровождении адвоката направился к выходу. Я тоже поднялся
— придержал для Кэсси стул и… Мне пришлось схватить ее за локоть, чтобы не дать упасть.
— Хей, я держу тебя. Ты как?
Наши глаза встретились. Дерьмо! Я ожидал, что это будет непросто для нее, но так… Кэсси смотрела на
— Все будет хорошо, — сказал я тупо.
Она кивнула — просто потому, что должна была как-то отреагировать. Нет, она не согласна. Для нее все плохо.
— Поехали до-домой, — она споткнулась на слове, но вроде бы быстро взяла себя в руки.
Мы покинули зал суда и направились к машине.
Она молчала всю дорогу. Я сто раз собирался заговорить, но захлопывал рот прежде, чем что-то сказать. На полпути я бросил эти потуги и решил сначала подумать. Она боится — это факт. Боится, что всплывет запись. Но это я сегодня улажу. Боится Кевина. И с этим я справлюсь, если она останется в Сэнди. Черт, она должна остаться. «Ты не любил Натали. Мама не любила отца.
Привязанность, уважение, привычка — все отходит на второй план перед желанием быть счастливым», — вспомнил я ее слова, сказанные на поляне… сто лет назад.
Я люблю Кэсси. Кэсси любит меня. Так почему бы всем ее страхам не уйти на задний план? Она же хочет быть счастливой. Я же делаю ее такой? Да. Рядом со мной она не боится. Мы не говорили о чувствах из-за всей этой истории, но… Но, кажется, пришло время. Время… так мало времени. Ей нужно несколько дней, чтобы все переварить. Она любит. Она не уедет. Не уедет… Не уедет! Этого просто не может случиться.
Я припарковался у коттеджа. Кэсси задумчиво таращилась в окно и чуть не вывалилась из машины, когда я открыл ее дверцу.
— Ох, спасибо, — пискнула она, когда я подхватил ее.
Вошла в дом, включила чайник, закурила. Все молча.
— Поговори со мной, — попросил я, присаживаясь рядом.
— Он обнародует запись, — прошептала Кэсси.
— Нет, — я вытащил из портфеля конверт с диском, который всегда носил с собой.
— Что это?
— Последняя копия, — пояснил я.
— Ты смотрел? — взвизгнула она.
— Полагаешь, я должен был?
— Откуда, Алан?.. А это что?! — она вытащила фото отделанного Люка.
— Поверь, детка, это последняя копия. Тебе нечего бояться. И говнюк получил по заслугам.
— Ты хоть иногда думаешь своей преумной башкой?! — заорала на меня.
Кэсси вскочила со стула, зачиркала зажигалкой, поджигая фото. Я встал и открыл окно.
— Картер, ты таскаешь это дерьмо с собой в портфеле? Зачем? А если бы кто-нибудь увидел? Как ты вообще додумался до такого? Почему ты думаешь, что это единственная копия? А если бы Люк заявил на тебя?! — она металась по кухне и кричала, периодически
— Сядь, успокойся.
— Черта с два я успокоюсь!
— Кэсси, пожалуйста, сядь.
Она послушалась, села и яростно уставилась на меня.
— Послушай. Моя преумная башка всегда думает. Если ты полагаешь, что я мог оставить, как есть все то дерьмо, то прости. Но я не мог. Люк ни на кого не заявит, потому что побитый исколотый мудак — это просто смешно. Он хоть и конченый дегенерат, но к копам не сунется. Да и, к сожалению, это не я его так…
Хотя очень бы хотелось.
— Картер, ты больной, — она закатила глаза. — Ладно… А диск? Откуда?
— Неважно.
— Почему ты думаешь, что это последняя копия?
— Я не думаю, детка, я знаю. Определенные люди делают определенное дело, и делают его на все сто процентов. Или не делают вообще. Просто поверь.
Мы снова играли в гляделки. Огонек в ее глазах постепенно затухал, уступая место полной растерянности. Кэсси схватила со стола диск, переломила его пополам, уронила голову на руки, пробормотав вроде:
— Значит, придет…
— Эй, — я пересадил ее к себе на колени, крепко обнял. — Он не посмеет. Я с тобой, малыш. Не надо бояться.
Я почувствовал, что моя рубашка намокла. Кэсси тихо плакала. Она не рыдала, не всхлипывала. Просто не могла остановить слезы. Мне это не понравилось. Не то чтобы я получал удовольствие от ее истерик, но это было хотя бы объяснимо.
Она всегда одинаково выплескивала эмоции, когда они раздирали ее душу. А это… Может, следствие психотерапии? Нет, определенно что-то не то.
Мы просидели так с полчаса. Я гладил ее волосы, целовал мокрые щеки, пытаясь заглянуть в заплаканные глаза. Но она все время опускала взгляд. И это мне не нравилось еще больше. Наконец, Кэсси встала, полезла в шкафчик, достала аптечку. Я проводил глазами две таблетки успокоительного, которые покупал для нее еще мой отец.
— Может, не стоит? — аккуратно предположил я, но она уже запивала их водой.
— Мне нужно, — проговорила Кэсси, все еще пряча глаза. — Я поеду завтра к Кармен.
— Я отвезу тебя.
— Нет. Сама. Мне нужно… привыкать… отвыкать. Я пойду спать.
Она даже не дождалась моего ответа. Я остался сидеть на кухне один, чувствуя, что между нами пролегла пропасть.
Следующие две недели я тихо сходил с ума. Кэсси была такой подавленной.
Она стала выходить из дома. Одна. Наотрез отказалась от охраны, уверяя, что ребята не могут вечно стоять часовыми у ее порога. Она несколько раз покидала комнату, чтобы ответить на звонок, когда я был рядом. Мне это не нравилось. Ни черта. Ни разу. А еще… Она занималась со мной любовью так… отчаянно, так пылко. Без выкрутасов. Без игр. Просто каждое ее движение, объятье, поцелуй отдавали горечью. Она прощалась со мной. Я знал это почти наверняка.