Домашний кит

Барышникова Наталья

«Черный хлеб, а мне светло…»

Черный хлеб, а мне светло –На приветливом печеньеМного разных приключений –А с тобою повезло.Стройки, строчки, супрастин,Быт гостиничный убогий,Не горшки ваяли боги,А того, кто был один.Нам и в чопорной ночиНа снегах упрямо-строгихБудут сниться хлеба крохиИ младенцы у печи.Пригласи меня к столу,Разломи ржаную жалость,Жертвенную,

чтоб осталосьМного крошек на полу.Как зовут тебя в миру,Это я запомню тоже.И смиренье губ. О, боже,Все с собою заберу.

«Вечер очнется в печи огарком…»

Вечер очнется в печи огарком,Ночь ощетинит бок.Бродит луна по безлюдным паркамИ улыбается БогРыжему псу в этом сне зловещем,Который кажется днемЗнакомой и никчемной вещью,Чужой – чтоб забыть о нем.И погоняет коней усталость,Черепом чуя змею.С кого же теперь взимаешь за старостьНесбывшуюся мою?

«Грехи отпущены, и поздно…»

Грехи отпущены, и поздноНа чайной гуще ворожить.На небе холодно и звездно,А посему – придется жить.Менять перчатки и береты,Делиться хлебом и вином,Хранить великие секретыХотя бы в зернышке ржаном,Мечтать о домике в деревне –О незатейливом. ИметьДостоинства весталки древнейИ право пошлое на смерть.

«На севере веселый дождик лил…»

На севере веселый дождик лилНедолго, минут двадцать-полчаса;Начальник подчиненную хвалил,Как свойственно начальству, – за глаза.Кончался день рабочий. Все зонтыДежурные разобраны давно.Честной народ переходил на «ты»,В пив-бары направляясь и в кино,Когда на юге бил неслабый град,Срывало крыши даже у людей.В бескрышном доме пил аристократЗа здрав природы, в упомян идей.Вздымались кроны, дерева пошлиИ тут же пали – завершен парад!Скулили птицы – молнии их жгли.Премьер-министр не выдавал наград.То холодел, то в жар был впасть готовОдин из самых русских городов.Он – не один из русских городов –Всегда повсюду ко всему готов!

«Странником или страницей…»

Странником или страницей,Старцем или младенцем,Камнем или птицейОткрою тебе его сердце.Соленые воды разойдутся,Разъярится слепая зола.Обнимутся волк и волчица,Он спросит, была ли птица?Она прослезится – была.Покажется, что крадутсяБезбуквенно по бумаге,Что прав был чудак-Конфуций,Когда старели монахи.

«Давай вернемся на

семь шагов…»

Давай вернемся на семь шаговИ еще раз этот путь отмеримГранитом статуй твоих вековИ моих богов, которым верим.Мне не спится, а ты – мой неясный сон.В нем письмо не для скорого чтенья.Скоро выпадет снег, и нам не резонТоропить новый день рожденья.И пока трава газонная вдругНе почудилась, а случилась,Оставайся, родной, одним из подруг,Которой… не излечилась.

«В августе строки насмешливо строги…»

В августе строки насмешливо строги.На ладони линии обнажены.На ниточке жизни селятся единороги,Канаты смерти оглушены.Звонко и глубоко отцветает лотос.Глухо, вся на поверхности – лебеда,Втягивает молчание, услышу голос.Подашь коньяк, скажу: святая вода –Яблочная, медовая – не земляничная.Идет вода по лебеде отличная.А ты причисли меня к пчелам строгим –Улыбчивым и светлооким.

«Додедовские языки не зря возникли…»

Додедовские языки не зря возникли –Понимаю, что здесь мой дом.Прорастает бамбуком тростник илиМальчик шепчется со Христом?Затмевается, что ни ночь – строгий скит.Что ни день – Солнце просится в колыбель,В мой дом, что прирученный кит,Осторожно садящийся на мель.Он (кит, человек) вышел прохладный из водречных.Он выплыл, строгий, из черных рек,Из холодных страхов, из страхов ночных –Словно Трою скалывающий древний грек.

На улице детства

«Достану бабушкино платье довоенное…»

Достану бабушкино платье довоенное,Военное и послевоенное.Оно и в радости, и в горе откровенное –Надеждой бесконечной пленное.Жаль, ясным днем, как и в неделю непогожую,Мне не пройти в нем улицею спешною.Я с детства выбирала ткань похожуюНа жизнь жестокую и неизбежную.

«Помнишь, полночь прорастала…»

Помнишь, полночь прорасталаИз горчичного зернаБезрассудно и устало –Тьмой камней озарена.И луна вползала в тучи,Нас испытывая тьмой,Семиглавой, приставучей,Возвращающей домой –Под айвовые печали,Где, случалось, босикомНас архангелы встречалиСо свирелями. ЗнакомЗвук, растаявший под кожей,Ледяной, колючий, ноИ плечо судьбы прохожейВ боль его облачено,И младенческие губы,Окликающие смерть…До зари молчали трубы,А зерно искало твердь…