Шрифт:
Глава 1. Михаил
Михаил немилосердно клял погоду, снегопад, обрушившийся на город, новогоднюю толчею в магазинах и на дорогах. До праздника оставалось две, почти три недели, а люди как с цепи сорвались. Еще до полудня трафик плотно встал, в три часа дня навигатор показывал уверенную семёрку, а к шести вечера и вовсе девятку. Можно было смело бросать машину и идти пешком к ближайшей станции метро.
Вот только никаких перехватывающих парковок или просто автостоянок в округе не имелось, а был только снегопад, валящий, как и рога изобилия, фонари стоп-сигналов, прорезающие
День, который не задался с самого утра – с прокисшего молока в холодильнике и нотаций матери, будто Михаил сопливый пацан, нарушивший предупреждение родителей явиться домой не позднее девяти вечера, – так и закончится, похоже, каким-нибудь крахом. Иногда их с братом мама становилась невыносимой, впрочем, такой она и была, а не «иногда становилась».
Те времена, когда жил один, Михаил вспоминал, как благословлённые. Иногда таковыми казались даже годы, проведённые в браке, принёсшем ему двоих детей: единственное, что на данный момент, да и всегда, имело для него значение.
Дети. Только из-за них он терпел выходки своей матери, её властный характер. Даниил – семи лет, первоклассник, спокойный, рассудительный малый, – не вызывал тревогу у Михаила. За здоровьем, питанием, школьной программой, спортивными занятиями семилетнего пацана проследить не проблема.
А вот Светочка нуждалась в женском воспитании и внимании. Няни – нянями, чужой человек пришёл и ушёл, не вложив и толики души, а бабушка есть бабушка, а тем более прабабушка. И какая! Семейное воспитание, преемственность поколений, традиции – всё это было в семье Михаила, передавалось, как фортепиано Бехштейн по наследству. Может ли фальшиво звучащий суррогат заменить Бехштейн с его мягким и светлым тембром? Так и наёмная женщина не смогла бы заменить Светлане то, что даёт ей жизнь в родной семье Михаила.
Шаловливая, живая, активная, крутящаяся около отца и его окружения, возле брата Михаила, среди борцов и тренеров единоборств, дочь выглядит и ведёт себя как пацанка. И это пока ей пять лет, что Михаил будет делать с ней, когда она начнёт подрастать? Где найдёт нужные слова, объяснит простые вещи, которые, должно быть, объясняет каждая мать? Кто в нужное время, когда из девочки вырастает хрупкая девушка, а потом на смену ей приходит женщина, направит эту девочку в необходимую сторону?
Девочке необходимо женское, домашнее воспитание, в этом Михаил Розенберг был убеждён. Он же не мог предоставить и обыкновенной стабильности. Постоянные командировки с континента на континент, отсутствие дома по нескольку недель кряду – обычная жизнь Михаила. И ради этого домашнего и женского воспитания, он и терпел порой невыносимый характер матери.
В итоге, если уж терпеть в своем окружении женщин, то пусть это будут дочь и мать. Михаил усмехнулся про себя. Посмотрел с тоской на навигатор. Всё та же девятка, и не видно конца и края, что пробке, что дню. А нужно было ещё успеть заехать забрать новогодние подарки детям. Заказал едва ли не накануне, оплатил, теперь они дожидаются своего часа на складе. Самое простое было бы – вызвать доставку, но дома пронырливая Светочка обязательно обнаружит подарки, заметит курьера, догадается, а то и припрёт к стенке
Можно было заказать в офис или отправить Ольгу-помощницу, запоздало сообразил Михаил. Его брат в состоянии организовать досуг одновременно двух сотен детей, он же не способен обеспечить доставку новогодних подарков собственным детям. Михаил усмехнулся в который раз за этот безумный день.
Рингтон прорезал звук «Радио Эрмитаж». А вот и виновница, вспомни – появится. На панели высветилось имя помощницы «Ольга Алексеевна».
– Да, – тут же ответил он.
Сначала раздался горестный вздох, Михаил ответил таким же. Судя по всему, день и не собирался клониться к окончанию.
– Михаил Леонидович, – официально приветствовала его помощница. Михаилу захотелось вставить обратно в рот Ольге и «Михаила», и «Леонидовича».
– Не тяни резину, Оль.
– Джин не вышла на работу.
– Оу… – Брови Миши поползли наверх. – Прекрасно, что это благая весть достигла моих ушей после шести вечера.
– Я думала…
– Я плачу тебе не за то, чтобы ты думала.
– У Джин, по вашим же словам, свободный график, – припечатала в ответ Ольга, иначе она была бы не Ольга, и Михаил бы ей не платил. – Она позвонила только что, сломала ногу на склоне, по скорой увезли.
– Завидное рвение к работе, – не сдержавшись, раздражённо фыркнул Михаил.
Середина рабочей недели. Не могла подождать выходного дня? Сделай работу и ломай хоть ногу, хоть голову!
Джин, а попросту Евгения, Женя, была заядлой горнолыжницей, первый плотный снег заставил её с утра пораньше ломануться не на работу, а на «Игору», горнолыжный склон в восьмидесяти* километрах от города. В чём-то она была права. Свободный график и отсутствие в этот день срочной работы позволили бы Евгении успеть, как говорится, добежать до Канадской границы, до Финской точно, и вернуться. Но она умудрилась сломать голеностоп, тем самым не только потеряв работоспособность, но и испортив себе сезон, Бог даст – только один.
Михаил готов был рвать и метать, хотя у него вызывали уважение тяжесть травмы и благодарность за то, что, придя в себя, Женя сразу отзвонилась и выказала готовность перевести и «оформить все в лучшем виде». Только он отлично понимал цену этому рвению. Мало того, что Джин попросту не поняла до конца, какой тяжести травма, полученная ею, и звонила под адреналином и действием лекарств, так ещё и неясно, что она напереводит… А уж про то, что Женя будет сопровождать Михаила и речи не могло идти. Было от чего пускать гром и молнии.
– В какую больницу отвезли? – вздохнув, спросил Миша.
Вздыхай, не вздыхай, а Евгения, которая представлялась как Джин – скорее всего, чтобы в противовес миниатюрной фигурке и белёсым волосам хотя бы имя было ярким, – была сотрудником Михаила. Причём, приближённым сотрудником. Ценным.
Ольга назвала больницу и тоже вздохнула.
– Это же коновальня! – возмутился Михаил.
– Куда страховая…
– Так, ну ладно, эта матрёшка там не соображает, а ты-то за что деньги получаешь? Вот и думай! – Михаил, семь минут назад утверждавший, что думать Ольге Алексеевне не положено по инструкции и штатному расписанию, сам себе противоречил. – Звони в страховую, договаривайся. Я в больницу!