Домик номер шестнадцать
Шрифт:
Михаил отпустил все возможные тормоза этой ночью, с Альбиной, казалось бы, невозможное становилось реальностью.
Всё было предсказуемо, её смешки и фырчание, острые шпильки в адрес Михаила и не менее острые, жгучие взгляды на него же. Кружевное неглиже, способное свести с ума, идеально подчёркивающее все мыслимые достоинства женщины, когда он тихо открыл дверь в её комнату. И в негодовании вздёрнутый нос после, как и заявление, что не очень-то его и ждали. Неохотное согласие подняться в его комнату было предсказуемым, даже ожидаемым. А вот всё остальное, после
Альбина была восхитительна в своей откровенности, вожделении и открытости. Пожалуй, никогда в жизни Михаил не встречал женщин, настолько наслаждающихся собственной сексуальностью. Над всеми довлела мораль, общественное мнение, нравственные принципы, всё то, что так некстати всплывает там, где есть место только наслаждению. Альбина с лёгкостью попирала общепринятые установки - это было то немногое, за что он обожал её.
Этой ночью он дал ей власть и даже насладился ею, позволив победить в этом бою. Но это точно не сценарий пришедшего года.
– Красиво, - женский голос вывел из неспешной, как летящий снег, задумчивости.
– Доброе утро, милая, - Михаил улыбнулся, глядя на блондинку.
Что ж, он не относился к типу мужчин, восхищающихся утренней отёчностью и расплывшимся макияжем на лице женщины, хотя надо признать, Беляночка и в таких обстоятельствах выглядела почти очаровательно.
– Сколько времени? Где Олеся? Почему ты не разбудил?! Что теперь она подумает? А Нелли Борисовна, а твоя бабуля?! Почему ты такой придурок?! – выдала, проморгавшись, вместо: «Доброе утро», «С новым годом» или «Спасибо за прекрасную ночь».
– Час дня. Олеся в цирке, с мамой и бабушкой, вчера договорились.
– Точно, - упала на подушку. – Семейная традиция. Какая жестокая ко взрослым традиция…
– Иметь детей - жестокая традиция, а люди из поколения в поколение озадачиваются вопросами продолжения рода, мазохисты, своего рода.
– Тебе виднее, - растянула губы в улыбке и огладила глазами мужчину.
– Раздача сладкого окончена, - ответил на взгляд Михаил.
Альбина наигранно закатила глаза и встала, выпутываясь из-под одеяла с грацией куницы. Кошка – звучит слишком по-домашнему для этой блондинки.
– Так мы одни? – спросила уже от двери. – Когда вернуться наши?
– Мы одни до пяти часов, милая, - Михаил подмигнул.
– Отлично, я в ванную.
Потом Альбина сидела на кухне, в рубашке Михаила, которая была ей нещадно велика, и запивала салат из авокадо шампанским, болтая ногами, как маленькая. При этом, не забывая, что куницы даже в детстве грациозны.
Михаил вполглаза следил за королевскими креветками на шпажках на сковороде, в виноградном масле, с розмарином, не забывая смаковать вид за своей спиной, то и дело, оборачиваясь к девушке.
В конце уложил креветки на блюдо, добавив дольки лимона, петрушку и всё того же авокадо.
– Очень вкусно, - похвалила креветки Альбина. – Никогда бы не подумала, что ты умеешь готовить.
–
– А что ещё умеешь готовить?
– Повседневные блюда почти все, а что не умею, можно быстро найти рецепт. Свинину почти не умею, вспомнил, - он улыбнулся и подмигнул.
– Аааа, точно! – Альбина отсалютовала креветкой и отправила в рот. – Креветок ты тоже не должен есть.
– Я и не ем, как видишь, - засмеялся Миша.
– А что они тогда делали в холодильнике?
– Ждали подходящего случая.
– Ясно, женщин водишь домой, значит. Мама не ругает?
– Нет, но вообще-то, мне есть куда привести даму, креветок из этого холодильника лопают избранные.
– Какая честь, - Альбина засмеялась, Михаил понял, что второй бокал шампанского был лишним.
– Милая, пойдём наверх, - Миша встал, взяв с собой блюдо с креветками и салат. – Воздухом подышим.
Просторную мансарду Розенберги выкупили давно, это была одна из первых серьёзных покупок братьев, из-за вида, истории, атмосферы, всего того, что невозможно потрогать руками, ощутить аромат, при этом явственно ощущается каждой клеткой тела и души.
Помещение относительно небольшое, с невысокими потолками, прорези полукруглых окон практически от пола и до потолка, с широкими подоконниками. Михаил никогда не собирался здесь жить, но время распорядилось иначе, прямо сейчас он был рад этому, вопреки здравому смыслу. Тонкая фигурка напротив окна в просвечивающей рубашке, пожалуй, стоила того, чтобы жить, почти как Карлсон, под самой крышей.
– Шикарный вид! – ещё раз восторженно произнесла Альбина. Кажется, она повторила это раз пятнадцать.
Михаил перевёл взгляд на окно. Вид действительно был шикарный: бесконечные Питерские крыши, ставшие уже туристическим брендом, прямые линии улиц, сверкал сусальным золотом купол Исаакиевского собора. По ставшему привычно серым небу плыли облака, и продолжал медленно кружиться снег. За возможность посмотреть на город с высоты платят деньги, выкраивают время, Михаил же видит, только открыв глаза, утром и вечером, перед сном.
– Хочешь? – Михаил показал глазами на крышу за окном.
– Можно?
– Да, здесь безопасный выход, даже зимой, только холодно.
– Михаил накинул одеяло на плечи девушки. – Мы быстро, даже замёрзнуть не успеем.
Холодный, пронизывающий ветер ударил в лицо, Альбина осторожно ступала по металлу крыши, с силой держась за ладонь Михаила. В этом месте крыша не была покатой. Один дом примыкал к другому, огораживая пространство дымоходами.
– Фантастика!
Альбина пришла в восторг, оглядываясь по сторонам, игнорируя ветер и снег. Она всматривалась в линии и называла их, на ходу рассказывая об архитектурных достопримечательностях. Тут – лютеранская церковь святого Михаила, архитекторами которой стали Бульмеринг и Бернгард, там с размахом раскинулся Меньшиковский дворец, заняв площадь, полагающуюся для строительства Университета, а здесь, если знать, куда смотреть, памятник Василию Корчмину, его многие принимают за Барона Мюнхгаузена.