Домой приведет тебя дьявол
Шрифт:
Легкость, с какой он проговорил все это, потрясла меня. Он говорил об убийстве. Он не упомянул о звуке выстрела. Ни слова не сказал о чересчур любопытных соседях. Его не беспокоило, что копы могут тут же оказаться на месте преступления с фонарями и оружием в руках. Он говорил об убийстве человека таким тоном, каким другие рассказывают, как они готовят свой любимый сэндвич.
– Значит, просто… застрелить его?
– Да, – сказал он. – Приехал. Ба-бах. Вернулся. Получил свои шесть штук. Как два пальца. Да – и не забудь избавиться от пистолета. Такая забывчивость может быть твоим единственным промахом, но она непременно вернется и укусит тебя за задницу.
Отвечал он с каким-то подобием улыбки на лице. За эту работу я получу шесть тысяч – гораздо больше, чем я зарабатывал за месяц в страховой фирме.
– Он плохой парень. Ты окажешь миру услугу, чувак. Бля бу. Ты даже не представляешь, что этот урод делает, когда думает, что его никто не видит. Можешь мне поверить. Этот тип подонок, понимаешь? Ты оказываешь миру услугу.
Он привирал. Я знал, что Брайан использует меня и сам получит больше, чем обещает мне. Меня это не волновало. Мне нужны были деньги. Речь шла о жизни Аниты. Шесть штук – этого не хватало, чтобы вытащить нас из ямы. Они ничуть не уменьшат стопку писем с сердитыми требованиями и последними предупреждениями. Но если нужно было выбирать между Анитой и этим говнюком, то у меня выбора не было. Я сказал себе: если господь поражает болезнями маленьких ангелочков, вместо того чтобы их защищать, то нет ничего плохого в том, чтобы собраться с духом и прикончить тех, кто по-настоящему это заслужил. Однако гладко ничего не выходило. Убийство есть убийство. Мне казалось, что на меня натянули чужую кожу. Я даже не был уверен, так ли уж плох тот чувак, как о нем рассказал Брайан, или Брайан просто вешал мне лапшу на уши, чтобы я ухватился за это дело. Может быть, этот чувак задолжал не тому человеку. Может быть, он перебежал дорогу тому, у кого кишка была тонка самому с ним разобраться. Вероятностей было столько – не пересчитать, и все они переставали иметь значение в ту секунду, когда я нажимал на спусковой крючок. Пули не верят ни в возможность исправить ошибку, ни во второй шанс. Эта мысль прошествовала из моего мозга в мое сердце и оплела его, как ползучая лоза, покрытая шипами.
После ухода Брайана я включил компьютер. Мысль о нажатии спускового крючка в жилом районе была мне не по нутру. Был ли какой-нибудь способ изготовить глушитель в домашних условиях? Я видел глушители в кино, и звук, который они издавали, был похож на плевок, а не на выстрел.
Если пистолет воплощает в себе все, что не так с человечеством, то интернет – это гнойное зеркало, которое показывает нам, что случается, когда человечество совсем сбивается с пути.
Я быстро узнал несколько полезных вещей. Изготовление глушителя в домашних условиях не запрещено законом, впрочем, народ осведомленный предпочитал называть их подавителями. Я прочел сотни комментов, в которых советовалось использовать автомобильный масляный фильтр, или картошку, или подушку. Я сомневался, что хоть один из этих комментов в ладу с законом, у меня сложилось впечатление, что все сайты, рассказывающие, как сделать подавитель, принадлежали к той разновидности белых шовинистов, которые предпочитают использовать слово «патриот» вместо слова «расист». Одним из вариантов была покупка подавителя, но это требовало времени и оставляло след. Поскольку у меня не было никакого желания обучаться использованию подавителя, чтобы выжить, когда меньшинства возьмут власть в стране, я решил выключить компьютер и просто понадеяться на то, что у меня получится и без глушителя – застрелил и убежал.
Я принял душ, оделся, как для пробежки, и вышел из дома.
Мелиса позвонила, когда я как раз одевался. Судя по ее голосу, она выспалась и была чуть ли не счастлива, она хотела знать, не положил ли я парочку куриных грудок в мультиварку, чтобы привезти ей в Хьюстон, когда приеду через пару дней. Я знал, что успею решить дела с этим типом и привезти ей еду не из больничного кафетерия прежде, чем она успеет соскучиться по мне.
Спасибо моему телефону с навигатором – адрес я нашел легко. Голос робота неправильно произносил названия улиц, что навело меня на мысль об андроиде, который по совместительству еще и ангел смерти.
Несколько часов спустя я стоял за ржавым «Фольксвагеном» с занавесочками в цветочек. Сердце колотилось в мою грудь. Вокруг не было ни души. Я стоял за фургоном и целую минуту делал вид, что смотрю в телефон. Несколько
Будучи уверен, что меня никто не видит, я спрятался между фургоном и деревянным забором. Соседний двор весь зарос плющом и представлял собой хорошую ширму. Внезапно пистолет стал слишком тяжелым. Он тянул меня вниз, вызывал у меня желание раствориться в земле и исчезнуть.
Прошло тридцать минут. На улице стояла тишина. Я стоял, прячась между автобусом и забором, и это напомнило мне, как мы с Анитой играли в прятки. Дети вообще-то никогда не прячутся по-настоящему. Они считают, что становятся невидимками, если спрячут лицо или голову. Мы над этим смеемся. Находим такое поведение забавным. Ничего забавного в этом нет. Взрослые тоже ведут себя по-дурацки. Мы стоим на виду, но прячемся, потому что используем маски, скрываем от мира наши настоящие лица. Всякий раз, когда мы играли, мне даже не приходилось искать маленькие ножки Аниты за диваном или ее ручку, держащуюся за угол комода. Каждый раз, когда мы играли, ее выдавало хихиканье. «Где же она прячется?» – спрашивал я, отчего у нее начинался приступ смеха. Я даже не заметил, когда слезы потекли у меня из глаз. Она больше не играла. Больница изобиловала отличными местами, где можно было спрятаться. Но там мы в прятки никогда не играли. Пистолет перестал быть тяжелым. Я пришел сюда ради нее, и я за деньги сделаю то, что обещал. Да я тысячу человек убью, чтобы только вытащить моего ангелочка из этого долбаного места.
Прошло еще полчаса. Окружавшая меня темнота прилипала к моей коже с настойчивостью ребенка, задающего неудобный вопрос.
Наконец приехала машина, из нее вышел полный лысеющий человек с фотографии, хлопнул дверью и направился по щербатой дорожке к дому, он все время дышал как раненый боров. Я переместился к передку фургона, встал между решеткой радиатора и гаражной дверью, сосредоточился на моей цели, а все остальное выкинул из головы. Даже с расстояния в несколько футов я видел, что его зрачки расширены, вероятно, от той смеси наркотиков и алкоголя, которую он принял за вечер, и они напоминали две черных дыры на его уродливом лице. Человек, поднимаясь на крыльцо, поигрывал с ключами. Его похожие на культяпки пальцы были как бесполезные насекомые, которые не знали, куда им ползти. А еще они напомнили мне того ублюдка-доктора, который называл Аниту «очаровательный кейс».
Мне вдруг захотелось вырвать ключи из рук этого типа и вонзить эти зубчатые кромки в его смутно различимые глазницы. Мне хотелось убить его, причинить ему как можно больше боли, но я не мог объяснить причину этого желания. Он был плохим парнем, но я не знал, насколько плохим. Я не знал, заслуживает ли он смерти, но это не сдерживало меня, хотя и должно было бы. Может быть, он украл деньги у богатых говнюков вроде него. Может быть, он любил оттянуться по выходным и набрал долгов столько, что не мог вернуть. Я не знал его преступлений, но желание наказать его поедало меня. Никогда прежде не испытывал я таких сильных желаний. Это чувство напугало меня, но в то же время оно мне и понравилось.
Я вышел из-за фургона, когда человек наконец вставил ключ в скважину и повернул ручку. Я сделал четыре быстрых шага вперед, прижал ствол пистолета к затылку толстяка и нажал на спусковой крючок.
Ночь взорвалась у меня в ушах.
Голова человека бешено дернулась вперед, кровь, мозги хлынули на дверь. Все его тело наклонилось вперед и осело под невероятным углом, его лицо – или то, что осталось от него, – оседая, оставляло на двери кровавый след. В темноте мне толком не было видно, что пуля сделала с его затылком, но я не сомневался – моя работа здесь была закончена. Ему уже не встать. И меня это ничуть не огорчало. Я чувствовал себя хорошо. Да, я был немного испуган и не мог дышать, но при этом ощущал приток энергии в моих жилах. Тело на земле с вытекающими остатками мозга было телом дурного человека. Он заслужил то, что получил. Он, как и все остальные, был виновен в болезни Аниты.