Домработница царя Давида
Шрифт:
И пошла в свою комнату, успев услышать, как Васька буркнул:
— Я и не собирался мыть твою посуду.
Кто бы сомневался… Вот так бы сразу, а то — «спасибо, пожалуйста, дружить»… Как будто Аня такая глупая, что поверила бы его внезапному исправлению. Противный этот Васька. А когда вот так притворяется, так ещё противней. Ужасно не хочется везти его к маме и бабушке. Совершенно невозможно представить, как он там себя поведёт. То есть — представить-то как раз можно. Но очень не хочется.
…Но, как ни странно, Васька повёл себя очень неплохо. Если бы Аня относилась к нему хоть чуточку лучше, она должна была
— Что, опять охромел? — без признаков сочувствия крикнула бабушка, не трогаясь с места. — Ну, и зачем надо было в таком разрушенном состоянии ехать за сто вёрст?
— Значит, надо, — откликнулся царь Давид, освободился от Васькиной руки и пошёл к бабушке лёгкой молодой походкой. — Здравствуй, Нино. Какая ты красивая сегодня. Скажи, что рада меня видеть.
— Рада, рада, — снисходительно согласилась бабушка. — А комплименты ты говорить не умеешь. Женщине сказать «ты красивая сегодня» — это ж всё равно, что мужику сказать «ты сегодня умный».
— Ничего себе, — сказал за спиной Ани Васька.
Она оглянулась, готовая услышать какую-нибудь его обычную гадость, заранее обижаясь и стараясь задавить в себе опять вспыхнувшую неприязнь. Гость всё-таки. К тому же — племянник царя Давида. Придётся терпеть.
— Бабушка? Круто. Не, честно, не ожидал… — Васька смотрел на неё с высоты своего нечеловеческого роста, и в первый раз в его взгляде Аня не увидела обычного выражения «сверху вниз». Ну да, смотрел-то он сверху вниз, как же ещё ему было смотреть… Но не свысока. Растерянно он смотрел. И даже немножко будто зависимо.
Аня оглянулась на бабушку и царя Давида, которые как раз обнялись, как старые друзья, похлопали друг друга по плечам, повернулись и пошли к дому. Калитка качнулась и стала медленно закрываться.
— Тили-тили-тесто, жених и невеста, — обиженно сказал Васька, глядя вслед жениху и невесте. — А про нас забыли. Бросили нас. Даже тебя, Юстас.
— Нас оставили тяжести носить, — объяснила Аня. — Не самому же Давиду Васильевичу всё это таскать! У него нога. И вообще, не царское это дело.
Васька неожиданно засмеялся, козырнул, гаркнул: «Разрешите выполнять?» — и принялся вытаскивать из машины пакеты с бутылками и закусками. Аня наблюдала за ним с подозрением: с чего бы он вдруг так развеселился? Дама Маргарита закрыла свою машину, подошла, потихоньку спросила:
— Это действительно твоя бабушка?
— Конечно, моя, — ответила Аня. — Я же предупреждала, что она необыкновенная. Она ведь вам понравилась, правда?
— Колдунья, наверное, — не отвечая на вопрос,
Аня не поняла, что дама Маргарита имеет в виду, но уточнять не стала. Она давно привыкла, что на разных людей, особенно при первой встрече, её бабушка производит сильное впечатление. И на мужчин, и на женщин, и на старых, и на молодых. И даже на собак и кошек. На всех. Не только потому, что такая молодая и красивая, а вот именно потому, что необыкновенная. Это все сразу чувствуют. Одна из соседок, например, тоже считает её колдуньей. Вот пусть и дама Маргарита так считает. Хорошо бы, если бы и Васька так считал. Перед колдуньей не очень-то повыступаешь.
— Ну, пойдёмте в дом, — сказала Аня, подхватывая один из пакетов. — Сейчас нас кормить будут. Наверное, уже на стол накрывают.
Дама Маргарита тоже подняла с травы один из пакетов, Васька забрал остальные четыре, и Аня повела их знакомиться с невестой царя Давида.
…Оказывается, она напрасно тревожилась по поводу этого знакомства. Всё получилось очень хорошо, можно сказать — безупречно, если не считать неотрывных изучающих взглядов Васьки и дамы Маргариты, направленных на бабушку с первых минут знакомства. Бабушке-то было всё равно, она давно привыкла к таким взглядам, а Аня немножко нервничала. Мама тоже замечала эти их взгляды и краснела. Царь Давид наблюдал за всеми весёлыми глазами и не скрывал гордости.
Наконец все расселись за столом, накрытым на застеклённой веранде, — погода для сентября была на редкость тёплая, но под открытым небом уже неуютно. Никто не говорил никаких торжественных слов, просто как будто для того и приехали, чтобы пообедать — и все. И за столом говорили о погоде, природе, урожае яблок в своём саду, о доме, который, конечно, маловат, но очень уютный, очень… Потом разговор постепенно перешёл на кулинарные рецепты, приправы и специи, и дама Маргарита пересела поближе к Аниной бабушке, вынула из сумки толстенький блокнот, стала что-то спрашивать, записывать, опять спрашивать… Царь Давид сидел рядом с Аниной мамой, с менторским видом говорил ей почти шёпотом что-то о диете и режиме, мама слушала и понимающе кивала. Васька сидел напротив Ани и вдумчиво дегустировал все блюда по очереди. Заметил, что Аня на него смотрит, честно признался:
— Не могу оторваться. Обалденно вкусно.
Вид у него был довольный и миролюбивый. Аня совсем успокоилась, заботливо предупредила:
— Ещё чай будет. А к чаю — торт. Бабушкин фирменный.
— Ого, — с уважением сказал Васька. — Тогда точно лопну.
И заулыбался. Причём так искренне, что и Аня невольно улыбнулась. Вот ведь умеет же вести себя как нормальный человек… Наверное, его всё время вот так кормить надо, чтобы рот всё время занят был.
В общем, обед получился нисколько не торжественным, а самым обычным, чтобы не сказать рутинным. А после обеда все разбрелись по саду — смотреть достопримечательности, как сказала бабушка. Действительно, такие достопримечательности никому не стыдно показать. Вон, даже Васька ходит с очень серьёзным, даже немного напряжённым выражением лица, пристально смотрит вокруг, трогает ярко-бордовые яблоки, которых на яблоне, кажется, больше, чем листьев. Дошёл до конца сада, долго смотрел на открытый участок, занятый картошкой, помидорами и всякой зеленью, с недоверием спросил: