Домработница царя Давида
Шрифт:
…Она увидела Ваську на следующий же день. Понесла бомжам продукты — а увидела Ваську. Он сидел на импровизированном столе из бетонных плит на краю оврага за домом, где её всегда ждали два-три человека — тех, кто действительно голодал. Она бы, наверное, не подошла, если бы узнала его сразу. Сейчас никого из бомжей не было, а Васька был. Ну да, он же без цента остался. Обедать пришёл? Вот же бессовестный…
Аня подошла, молча положила пакеты на плиту, старательно укрыла их куском целлофановой плёнки — мало ли, вдруг дождь, — и повернулась, чтобы уходить.
— Вы с ума сошли? — холодно спросила Аня. — Немедленно отпустите.
Васька сжимал её запястье, не грубо, но настойчиво тянул к себе и смотрел ожидающими глазами. Аня расстроилась: неужели опять бить придётся? А что ещё с ним делать, она не знала.
Но тут Васька отпустил её руку, поднялся со своего насеста, посопел и хмуро сказал:
— Юстас, ты это… Ты не злись. В общем, я хотел прощения попросить. Ты меня простишь? Когда дядь Давид выйдет из больницы, я у него тоже попрошу. А то сейчас к нему не пускают.
Аня молча повернулась и пошла по тропинке вдоль чугунной ограды, мечтая, как в первый свой визит сюда, о том, чтобы в этой ограде прямо сейчас оказался бы какой-нибудь дополнительный вход. До ворот было далеко, а Васька шёл за ней, как привязанный, и всё время бубнил за спиной, что он был не в себе, в стрессе, в шоке, в отчаянии — ведь все счета заблокировали! Он же не знал, что она ни при чём, и вообще всё как-нибудь образуется, и дядь Давид его, конечно, простит, он никогда подолгу не сердится, не то, что она…
Аня почти не обращала внимания на все эти глупые, странные, необязательные слова, и думала: до угла буквально несколько шагов, а потом ещё несколько шагов до ворот, а потом её увидят с вахты — и ворота откроют заранее. И она избавится, наконец, от этого эгоистичного дурака.
Прямо перед поворотом Васька опять схватил её — за плечи, сильно, даже больно, — уткнулся лбом ей в висок и сердито спросил:
— Я тебе что, совсем не нравлюсь?
Ну вот, мы так не договаривались… Аня дёрнулась, но он только сильнее сжал её плечи, прижался к её спине и быстро заговорил:
— Я же извинился, ну! Ты меня даже слушать не хочешь… Я уже сто раз извинился! Ты что, не видишь, как я к тебе?.. Может, я в тебя сразу влюбился… А ты не понимаешь ничего… У тебя всё было бы! Всё! Что захотела бы… В Италию поехали бы… В Париж… Куда хочешь… Что ты хочешь, а? Что ты выпендриваешься?.. У меня терпение не железное… Тебе эта квартира нужна, да? У тебя такая же была бы! Или даже лучше!
Аня всё-таки сумела вырваться из его рук, завернула за угол и сломя голову побежала к воротам. Ворота с тихим жужжанием уже открывались, из подъезда выскочил охранник Олежек, торопливо пошёл ей навстречу, закричал издалека:
— Что случилось?
Аня чуть не налетела на него, перевела дух и осторожно оглянулась. Она боялась, что этот сумасшедший Васька бежит за ней. Но он не бежал, он так и стоял на том углу, опустив руки и глядя в землю.
— Ничего не случилось, —
Олежек тоже оглянулся, присмотрелся к стоящей на углу фигуре, деловито предложил:
— Разобраться? Я могу.
— Нет, не надо, — торопливо сказала Аня. — Что вы! Это племянник Давида Васильевича. И вообще всё это пустяки, я уже всё забыла.
…Она и вправду не собиралась помнить этот случай. Но через час позвонил Александр Викторович — тот самый, который оказался не бомжом, а опером. И сразу спросил:
— Моя помощь не нужна?
— Какая помощь? — удивилась она. — В чём?
— Ребята сказали, что тебя какой-то перец преследует, — объяснил он.
Ребята сказали! Конечно, он наверняка знаком с охраной в этом доме, они все между собой знакомы. Но почему о ней все докладывают каждую мелочь всем, кто интересуется? И почему этот Александр Викторович интересуется ею?
— Никакая помощь мне не нужна, — сердито сказала Аня. — И почему вам обо мне все докладывают?
— Ну, не нужна — так не нужна, — покладисто согласился он, пропустив её вопрос мимо ушей. — Но ты из дома всё-таки одна не выходи пока. Если надо куда, так ребят попроси, проводят.
— Как это ребят просить? — удивилась Аня. — Я завтра к маме хотела ехать. Туда, что ли, проводят?
— Нет, туда я тебя сам отвезу, — неожиданно сказал он. — Ты во сколько собиралась? Я за тобой заеду. Мне всё равно по пути.
Аня даже затревожилась. Может быть, ей действительно угрожает какая-то опасность, если её уголовный розыск охранять собирается?
Про встречу с Васькой она бабушке говорить не хотела, но после звонка Александра Викторовича решила, что надо рассказать, — и о встрече, и о звонке.
— Ментов я не очень люблю, — призналась бабушка, выслушав всё очень внимательно. — Но пусть поохраняет, что ж теперь. Васька-то совсем вразнос пошёл. Я ещё тогда, в Карпово, Марго предупреждала: последи за ним. Я ведь, если что, и прибить могу. А она: да он нормальный, да он воспитанный, да он сам всё понимает! Сто раз влюблялся — и никаких эксцессов, знает, как можно и как нельзя, и проходит всё быстро, и волноваться не о чем… Ага, как же, нормальный. Да у них вся семейка такая, одна кровь. Вон Давиду семьдесят уже, а туда же — жениться! Так что уж там в Ваське нормального может быть? Хотя отец его, вроде бы, похладнокровнее…
— Васька не собирается жениться, — возразила Аня. — И вообще, про то, что влюбился, только что сказал. По-моему, просто так, потому что хотя бы себе он же должен объяснить, зачем преследует.
— Так ты что же, сама не видела, что Васька влюбился? — удивилась бабушка. — Вот ведь глупая. Все видели, а она не видела! Ну, ладно, может, и правда пройдёт быстро. Эти, богатенькие да избалованные, душу особо-то не тратят. Да и на неприятности не очень хотят нарываться. Так что ты мента этого рядом пока подержи, всё спокойнее. Пока Давид в больнице. А как выйдет — он их всех живо построит.