Дон-16. Часть 2 (Освободительный поход)
Шрифт:
И когда нам казалось, что сопротивление уже сломлено, вдруг с правой стороны ударил пулемет, по интенсивности стрельбы стреляет спарка, а может и счетверенка. Фашист срезал сразу расчет ротного миномета, три танка повернули башни и начали закидывать снарядами нацистскую суку. Но пулеметчик прикрыт вагонами, цистернами и пушками его не достать, тем более на танках пушки, а не гаубицы, и навесного огня не сотворить. Немец, безнаказанно расстреливает нас, правда бойцы-стрелки, сразу запрятались-заховались за борт платформ, но человек 5 получили от вражеского
– Танки огонь, по пулемету, пока он отвлекается, минометчики спустить миномет, на левую сторону и попробовать накрыть суку, отделение бесшумников за мной, попробуем обойти.
БТ-шки закидывают окрестности пулемета ОФ-снарядами, минометчики в темпе, стаскивают свою трубу и боеприпасы, на безопасную левую сторону, и готовятся к стрельбе. Бесшумники и Артур, скапливаются в слепой для пулемета части платформы, и по одному ныряют вниз, на полотно, затем прикрываясь вагонами, короткими перебежками рванули вперед. Тут же позиции подлого нацистского пулемета, начали закидывать минами минометчики. В результате, то ли миной накрыло суку пулеметную, то ли Круминьш с ребятами перекрыли кислород, но пулемет заткнулся.
Ребята бегом возвращаются, и уже с предосторожностями запрыгивают на платформу, Артур показывает большой палец, значит все, уходим, даю команду паровозчикам. Превратив в не проснувшуюся порядком станцию в Содом и Гоморру, паровоз дает задний ход, и танки продолжают стрелять, во все, что им кажется привлекательным, минометчики последние мины посылают во врага (местами попадая) и мы уходим восвояси. Противник проснулся, и накрывает нас жесточайшим стрелковым огнем, но... а теперь я понял, почему говорят "поздно, поезд ушел", поздно граждане нацисты, поезд уходит, пулеметчики и танкисты лепят последние боеприпасы на вспышки выстрелов, и станция прекращает свою деятельность.
Пока едем, подсчитываем, свои потери, убито одиннадцать человек (причем суки нацисты опомнились поздно, а если бы вовремя?) ранено трое, причем все трое легко. Наконец мы вернулись, и как только паровоз останавился, выскакиваю из Т-34 (я в нем прокатился), на подъездных путях замечаю гэбешного майора, Игорь Романович стоит и улыбается на все свои сорок четыре зуба. Спрыгиваю с платформы, и подхожу к Игорьку:
– Здравия желаю товарищ майор госбезопасности, с прибылом что ли?
– И тебе того же, товарищ капитан, ты чего это с утра хулиганишь, бедным нацистам покою не даешь?
– Покой им теперь будет только сниться Романыч, нефига было свои орды на нашу страну кидать. У нас древнее правило, кто к нам с ордой придет, то от орды и погибнет, какие успехи у твоей группы?
– В короткой ночной атаке, перебили врага, и захватили склады, вырезав охрану, и некоторую более упертую часть водителей из Штрало, всю ночь грузили пригодные-потребные боеприпасы в грузовики, в свои и в наследственные от Штрало, пятнадцать опелей и мерседесов. Затем заминировали остатки боеприпасов, и дралала, то есть сделали молниеносно ножки.
И
– Да, но знаешь, мы потеряли одиннадцать человек, ушами прохлопали зенитную счетверенку, наши трофейные "Максимы", пока его кончали, он нам восемь человек положил.
– Жаль ребят, очень жаль, но пойми это война, да и впредь, тебе урок, надо предусмотрительнее быть, разве жизнь не показывает "могучий удар, малая кровь" это всего лишь мечта. Война, это тяжелый, вонючий, противный, кровавый труд и надо к ней относиться серьезно, ох если бы с самого начала не хлопали ушами, не прошел бы немец так далеко. Ладно хватит мечтать, все пора отдохнуть.
– А как там братья поляки?
– Да нормально, эти ляхи всегда были неплохими вояками, им с командирами не всегда везло. Я против них повоевал под Варшавой, когда Тухачевский нас вел вперед. Ох и досталось нам тогда, еле ноги унесли, потому уже вместе с ними воевал против франкистов в Испании. Нет ребята боевые, и эти под командованием Легостаева, неплохо навоевали. Правда трое их них, там и остались навечно, причем один армянин из Львова, ну ты его должен был запомнить, у него ружье времен "очаковских и покоренья Крыма" было.
– Хлопцев жалко, но у нас пополнение. Думаешь, стоит их с собой брать?
– Да конечно стоит, друзей и союзников, мало не бывает, это тебе не мелкобританцы.
И мы с Романовичем пошли, задать храповицкого, в эксвермахтовскрй казарме, и в дортуаре захрапели пограничник (ваш покорный слуга), эксабверовец (Артур конечно) и гебист-диверсант (Семенов). Дежурным командиром назначили, Абдиева, он немного выспался уже.
На этом закончился еще один день, потому что я спал аж до полуночи, а в полночь начинается новый день.
Сразу заснуть не дали, ко мне пришел Легостаев, и говорит:
– Товарищ капитан, опросом свидетелей подтверждено, что капитан Каримов, в лагере и здесь выдал троих наших граждан. Военфельдшера Вайнера (как еврея) батальонного комиссара Стеценко (как комиссара) и капитана Арзуманяна (как коммуниста), все трое немцами казнены.
– Так Легостаев, и что дальше?
– Ну, прошу у вас разрешения, расстрелять вашего однофамильца.
– Легостаев, за одного выданного его можно было уже расстрелять, а за троих наверно нужно повесить как явного и неисправимого предателя. Вешай суку, хоть за ногу, хоть за шею.
– Согласен, разрешите исполнять?
– Да Легостаев, собери освобожденных пленных и при них повесьте Каримова, остальных подтвержденных предателей расстреляйте. Этот ублюдок пусть висит с табличкой "Я предал Родину", как вы сделаете табличку, это ваше дело, все ясно?
– Так точно, разрешите исполнять?
– Ах, да, что насчет поляков скажешь?
– Как что, нормальные боевые парни, правда трое погибло, и двое ранены.
– Знаю, Романыч уже сказал, ну что одобришь их вливание в наши ряды?