Дон-16. Часть 2 (Освободительный поход)
Шрифт:
Все военное имущество пересчитано и погружено, кроме того две двухтонки Газ ААА, один ЗИС-5 пригодны к использованию и тоже не пустые, одна из ГАЗ три А это автоцистерна с бензином.
Ну и четыре мотоцикла родных РККА-шных ПМЗ-А-750, и на двух ДП установлены. Правда один пришлось бросить, осколком бомбы полмотора выворотило, толкать теперь его можно, а ездить ни фига, ну и пулемет на другой установили.
– Ого Ивашин, так это ж хватит на одну-две войнушки типа войны Чако, все немчура дрожи, слышь Елисеев, а куда вы все это везли, и где экипажи танков?
– Так в танках, экипажей и не было, только
И действительно из лесу вышли три мехвода в классических комбинезонах и шлемах от Гуччи, то есть от РККА. Всего с энкаведешниками и водителями оказалось 28 человек (из них 8 водители, остальные 18 погибли, трое ранены, всего в колонне было 49 человек), кстати, боекомплекты в танках полные. Но пусть пока полежат в танких. И мы попрыгав в грузовики рванули как пули (ну почти как пули) в лагерь.
Проехав километра два, услышали за нами грохот, ну и как же не посмотреть, что там да как? Сгоняв на мотоцикле, ребята выяснили, что по шоссе двигается немецкая колонна. Потому водители с танкистами уехали на машинах и мотоциклах, а я с отделением наших бойцов, да гэбнюк со своими гебешниками, придя на шоссе скрылись в придорожных кустах. Мало ли кто, и куда едет, вдруг какой профит поимеем? Вскоре показалась колонна танков, немчура ехала на броне (жара - июнь), один из развиздяев пиликал на аккордеоне, остальные подпевали, какой-то бравурный марш на своем верхнесаксонском, или нижнесилезском, или правобаварском, ну или левовюртембергском, английский я учил в школе...
До нас еще метров 500-800, и я говорю парням:
– Автоматчики, стреляем по членам экипажей, сидящим на броне, те, кто с винтовками и с карабинами, стреляйте по бочкам, что за танками. Огонь строго по команде - "Бей гадов", отход тоже, отходим по-пластунски по команде - "Отбой".
В группе у нас четыре автомата, у меня ППШ, У Аржанухина немецкий трофей, у Елисеева ППД на шее висит и ППД у еще одного из гебистов. Остальные вооружены винтовками мосинками (гебисты) и немецкими карабинами наши.
За это время, немцы кончили горланить свой марш, и начали петь грустную песню, наверно почуяли суки, что щас им карачун будет.
И когда, первые пять танков уже миновали нас, и с нами поравнялся шестой, я крикнул "Бей гадов", на немцев сразу посыпались разнообразные пули, как пистолетные из ПП, так и винтовочные из винтовок и карабинов, "аллес гемахт" начался. В врага всадила два магазина ППД (по 73 патрона) магазин ППШ (еще 71 патрон) и рожок немецкого автомата (30 патронов), ну и винтовочники влепили по обойме в баки и в бочки, огонь загорелся, немцы остановились, а мы дали ноги.
Сразу по тому месту, откуда мы делали карачун, немцы вдарили пулеметами танков, а нас уже нема, пишите до востребования камерады. Обозленные немцы, начали бить затем по площадям, танковыми пушками, а мы уже давно отползли до безопасного места, встали и побежали как лани. Нам признание наших талантов немцами, ни к чему, ребта мы скромные и местами скоромные. Немчура попалила еще минут пятнадцать, и обматерив нас от всей тевтонской души, скорей всего ушли, собрав своих мертвяков и потушив два танка (два танка загорелось от богня из бочек). Ну не голыми же танками
Правда, когда отползали, гебешного бойца Анкудинова убило, прям в темя попала пуля из танкового пулемета, вот суки, всетаки одного отквитали.Анкудинова его сослуживцы вытащили, и прямо у дороги на нашу базу мы его похоронили, на дереве у могилы, ножом вырезали:
Здесь похоронен боец НКГБ, Анкудинов Петр Валерьевич, 15 ноября 1921 - 27 июня 1941, вечная память герою.
Ну и оттуда, пошли в лагерь.
В лагере нас ждало две новости, одна ожидаемая и прогнозируемая, как падение курса доллара после поголовного приступа диареи у всех министров и топ-менеджеров США, то есть Онищук пока не вернулся. И вторая новость, меня ждал какой-то дядька заарестованный Кравцовым, и с ним, по словам Кравцова, надо сразу побазарить. В шалаше сидел дедок лет 60 (может больше, на нем не написано), высокий, широкий, с темно русыми волосами и мощной нижней челюстью (вроде быкопса, бульдога, то есть) и вроде с честным лицом.
– Здравствуйте э...
– Арсений Никандрович Ильиных, здравствуйте командир.
– Здравствуйте Арсений Никандрович, какими судьбами?
– Я первый секретарь горкома партии, остался, чтобы повоевать в тылу, у меня опыт партизанской войны еще с гражданской. Из приаргунских казаков я, в германскую, то есть в мировую войну, воевал в первом Аргунском Казачьем полку. Затем мы устанавливали Советскую власть, ну и тут полезли всякие семеновы, унгерны, колчаки да каппели с ниппелями, вот мы и попартизанили. В тридцать пятом назначен из заведующих райОНО аж вторым секретарем горкома, ну это у нас в на Дальнем, на Востоке, в сороковом перевели сюда на повышение, когжа братьев белорусов освободили. И тут на тебе, бабушка Юрьев день, немцы пришли. А я же, теперь хочу попробовать вспомнить былое, тряхнуть стариной, думаю если от моего тряхания немчуры станет поменьше, то и от меня значит с моим тряхом есть еще польза. Не думаю, что немцы семи пядей во лбу, погонял я их в империалистическую, и тут погоняю!
– Ну, это конечно похвально товарищ секретарь? От нас-то, что надо? Оружие, патроны?
– Да нет старлей, хочу я предложить тебе воевать вместе, у меня опыт, знание местности, у тя молодость. Да и из окружения, вам касатики выходить долго, да с потерями, вот и давай, тут повоюем.
– Да мы товарищ Ильиных того же мнения и придерживались, тоже думаем пошуровать в заду у немцев, и пользы много, и идти далеко не надо, опять же весело.
– Так хорошо старлей, с чего планируешь начать?
– Так мы уж начали Арсений Никандрович, собираем технику, вооружение, топливо, снаряды и оружие.
– Похвально, могу присоветовать, что и где еще собрать, тут у нас на у МТС, склад ГСМ есть, можно его прикарманить, нечего немцам шиковать за счет Наркомсельхоза. Причем там же в подвале оружие есть, даже пушки сорокопятки с зарядами к ним, пока немчура не прочухала забрать надо, ведь приграничье вот и хранили на всякий, надо отграбить народное добро.
Тут в шалаш входит Елисеев с Ивашиным, и увидев Ильиных, энкагебешник лезет обжиматься к секретарю горкома.