Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Де Сервантес Сааведра Мигель

— Какъ, разв и тебя поколотили? съ удивленіемъ спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Проклятіе на меня и на весь мой родъ, повторилъ Санчо; да о чемъ-же я вамъ только что толковалъ.

— Другъ мой! не обращай на это никакого вниманія, отвчалъ рыцарь; я сейчасъ приготовлю знаменитый фіербрасовскій бальзамъ, который вылечитъ насъ во мгновенье ока.

При послднихъ словахъ на чердакъ вошелъ полицейскій, успвшій наконецъ засвтить свою лампу. Первый увидлъ его Санчо, и глядя на фигуру блюстителя правосудія, покрытую одной рубашкой, съ головой повязанной платкомъ и съ физіономіей еретика, онъ спросилъ своего господина: не это-ли очарованный мавръ, пришедшій вроятно узнать остались-ли у нихъ еще

ребра, которыя можно переломать?

— Нтъ, это не мавръ, отвчалъ Донъ-Кихотъ, потому что очарованныхъ видть нельзя.

— Ну, если ихъ видть нельзя, перебилъ Санчо, то ихъ слишкомъ хорошо можно чувствовать; по крайней мр, плечи мои этого пнія.

— Санчо! Неужели ты думаешь что моимъ плечамъ легче; но вдь изъ этого вовсе не слдуетъ, чтобы пришедшій сюда человкъ былъ очарованный мавръ, сказалъ Донъ-Кихотъ.

Полицейскій крайне удивился, заставъ Донъ-Кихота и Санчо спокойно разговаривавшими другъ съ другомъ. Замтивъ, однако, что одинъ изъ нихъ неподвижно лежитъ распростертымъ на земл, съ раскрытымъ ртомъ, полицейскій спросилъ его: «что любезный, какъ ты себя чувствуешь?»

— На вашемъ мст я говорилъ-бы вжливе, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Скажите, неучъ вы этакой, неужели у васъ въ обыча обращаться такъ грубо съ странствующими рыцарями?

Полицейскій, человкъ довольно заносчивый, вовсе не намренъ былъ хладнокровно снести дерзости какого-то жалкаго, повидимому, господина. Не долго думая, онъ швырнулъ въ несчастнаго рыцаря лампой, и увренный что размозжилъ ему черепъ, поспшилъ въ потьмахъ убраться себ по добру, по здорову.

— Что!воскликнулъ Санчо; не говорилъ-ли я, что это очарованный мавръ; онъ хранитъ для другихъ какую-то красавицу, а для насъ кулаки и удары подсвчниками.

— Пожалуй, что и такъ, оказалъ Донъ-Кихотъ, только знаешь-ли Санчо, сердиться на вс эти очарованія такъ-же напрасно, какъ напрасно старались-бы мы изыскивать способы противодйствовать явленіямъ, исходящимъ изъ міра невидимаго. Санчо, встань, если можешь, и спроси у владтеля этого замка немного масла, вина, соли и розмарина, для приготовленія моего бальзама, который мн необходимъ теперь, потому что, правду говоря, мн ужъ не въ моготу становится потеря крови изъ ранъ, нанесенныхъ мн появившимся здсь привидніемъ.

Не безъ труда и вздоховъ приподнялся Санчо съ постели и отправился ощупью искать хозяина. Наткнувшись, при выход изъ своей коморки, на полицейскаго, подслушивавшаго у дверей, съ желаніемъ узнать, что сталось съ его противникомъ, оруженосецъ сказалъ ему: «милостивый государь! кто-бы вы ни были, прошу васъ на милость дать мн немного соли, вина, масла и розмарина. Мы нуждаемся за всемъ этомъ для излеченія одного изъ славнйшихъ странствующихъ рыцарей въ мір, который лежитъ, израненный очарованнымъ мавромъ, обитающимъ въ этомъ замк«.

Услышавъ это, полицейскій принялъ Санчо за полуумнаго, тмъ, не мене, онъ отворилъ дверь, кликнулъ хозяина и повторилъ ему просьбу нашего оруженосца. Хозяинъ отпустилъ Санчо всего, что ему было нужно. Когда оруженосецъ вернулся назадъ, рыцарь, опустивъ голову на руки, жаловался на сильную боль, отъ удара подсвчникомъ, отъ котораго у него вскочили на лбу дв большія шишки. Этимъ впрочемъ и ограничился вредъ, причиненный ему подсвчникомъ; а то, что онъ принималъ за кровь, было пролившееся на него лампадное масло, смшанное съ потомъ, выступившимъ у него на лбу посл треволненій отъ недавней бури.

Рыцарь высыпалъ въ кострюлю вс снадобья, принесенныя ему Санчо, вскипятилъ ихъ, и когда эта смсь показалась ему готовой, онъ попросилъ дать ему бутылку, но какъ таковой не оказалось во всемъ дон, поэтому онъ принужденъ былъ удовольствоваться подаренной ему хозяиномъ жестяной лейкой, служившей для разливанія масла въ свтильни. Вливъ

въ эту лейку свой бальзамъ и прошептавъ какія-то таинственныя слова, онъ счелъ лекарство готовымъ. При этой церемоніи присутствовали Санчо, хозяинъ и полицейскій; не было одного погонщика, отправившагося спозаранку къ своимъ муламъ, притворившись будто онъ не принималъ никакого участія въ происшествіяхъ послдней ночи. Приготовивъ бальзамъ, Донъ-Кихотъ пожелалъ тотчасъ же испытать дйствіе этого чудеснаго лекарства на саномъ себ, и, не долго думая, выпилъ довольно порядочный остатокъ его, не помстившійся въ лейк. Не усплъ онъ допить его, какъ уже у него открылась страшная рвота, въ которой извергнулось все, что только было у него въ желудк. Посл рвоты онъ началъ сильно потть, и тогда попросилъ, чтобъ укрывши одяломъ, его оставили одного. Просьба его была исполнена и герой нашъ проспалъ боле трехъ часовъ. Пробудясь, онъ почувствовалъ себя такъ хорошо, что у него не оставалось никакого сомннія на счетъ своего умнія приготовлять фіербрасовскій бальзамъ. Обладатель тайны имть всегда подъ рукой такое чудесное лекарство, онъ увидлъ возможность смло пускаться теперь въ самыя отважныя предпріятія.

Санчо счелъ ршительнымъ чудомъ исцленіе Донъ-Кихота, и намъ милости просилъ у него позволенія выпить все, что оставалось еще въ кострюл. Получивъ его, онъ съ наивнйшей врой схвативъ въ об руки кострюлю, выпилъ залпомъ почти столько-же бальзама, какъ и Донъ-Кихотъ. Нужно однако думать, что желудокъ оруженосца былъ нсколько слабе желудка рыцаря, потому что, прежде чмъ лекарство произвело свое дйствіе, Санчо почувствовалъ такія колики и такую мучительную тошноту, что онъ ежеминутно готовился отдать Богу душу, и въ страшныхъ мученіяхъ не переставалъ проклинать и лекарство и злодя, угостившаго его этимъ лекарствомъ.

— Санчо! важно сказалъ ему Донъ-Кихотъ; или я ничего не смыслю, или ты страдаешь оттого, что ты не странствующій рыцарь; дйствительно, сколько я знаю, бальзамъ этотъ годенъ только для рыцарей.

— Проклятіе на меня и на весь родъ мой, вопилъ Санчо; если вы это знали, зачмъ же вы меня поили имъ?

Лекарство произвело наконецъ свое дйствіе. Санчо начало такъ сильно рвать, что рогожа, на которой онъ лежалъ и покрывавшее его рядняное одяло, смоченныя извергавшейся на нихъ жидкостью, оказались посл этого навсегда негодными въ употребленію; рвота слдовала притомъ посл такихъ тяжелыхъ усилій, что самъ Санчо и вс окружавшіе нашего оруженосца не сомнвались въ его скорой кончин. Слишкомъ часъ продолжалась эта буря, и когда она утихла наконецъ, Санчо почувствовалъ посл нее не облегченіе, какъ Донъ-Кихотъ, а такое изнеможеніе, что съ трудомъ дышалъ.

Самъ-же Донъ-Кихотъ, чувствовавшій себя совершенно здоровымъ, не желалъ ни минуты боле оставаться въ бездйствіи, считая себя, какъ и всегда, отвтственнымъ за всякую потерянную минуту. Къ тому же, вполн увренный въ чудныхъ цлебныхъ свойствахъ своего бальзама, онъ дышалъ теперь только одними опасностями и за ничто считалъ самыя ужасныя раны. Движимый своимъ нетерпніемъ, онъ самъ осдлалъ Россинанта, положилъ сдло на осла, а Санчо на сдло, помогши предварительно оруженосцу своему одться, посл чего взнуздавъ своего коня, вооружился взятымъ у сторожа корчмы обломкомъ какого-то оружія, которое, какъ полагалъ онъ, могло вполн замнить ему копье. Съ живйшимъ любопытствомъ глядли на него вс люди, находившіеся въ корчм, — ихъ было около двадцати — въ особенности-же дочь хозяина, отъ роду не видавшая ничего подобнаго. Рыцарь также не сводилъ съ нее глазъ и отъ времени до времени многозначительно вздыхалъ, о чемъ? про то зналъ онъ одинъ, потому что хозяйка и Маритона, вытиравшія его наканун мазями, приписывали эти вздохи страданіямъ, причиняемымъ рыцарю его ранами.