Дон Кихот (с иллюстрациями) (перевод Энгельгардта)
Шрифт:
– Ради бога, друг мой, прерви это занятие. Это лекарство очень сурово и требует передышки. Ты уже нанес себе, если я только не ошибся в счете, более тысячи ударов; довольно пока: уж на что, грубо выражаясь, вынослив осел, а ведь и его нельзя нагружать свыше меры.
– Нет, нет, сеньор, – ответил Санчо, – я не хочу, чтобы про меня сказали: «Денежки получил – и руки
– Ну, раз у тебя такие добрые намерения, – сказал Дон Кихот, – да благословит тебя бог. Продолжай свое дело, а я отойду в сторонку.
Санчо возобновил свое занятие с таким жаром и так жестоко себя бичевал, что содрал кору с множества деревьев. Наконец, нанеся отчаянный удар по буковому дереву, он громко закричал:
– Конец мне – пришла моя смерть!
Услышав жалобный возглас Санчо, Дон Кихот подбежал к нему и, выхватив из его рук узду, заменявшую плеть, сказал:
– Да не допустит бог, друг мой Санчо, чтобы в угоду мне ты лишился жизни. Она нужна твоей жене и твоим детям. Пусть Дульсинея потерпит еще немного, а я удовольствуюсь надеждой на скорое завершение этого дела и подожду, пока ты наберешься новых сил. Все должно кончиться к общему благополучию.
– Если ваша милость сеньор мой этого желает, – ответил Санчо, – я согласен. Набросьте, пожалуйста, мне на плечи ваш плащ; я вспотел и не хотел бы простудиться, как это бывает с бичующимися в первый раз.
Дон Кихот прикрыл своим плащом Санчо, оставшись сам в одном камзоле. Хитрец завернулся в плащ покрепче и проспал до тех пор, пока его не разбудило солнце. Наши путники снова пустились в дорогу и остановились только тогда, когда прибыли в какое-то село. Они спешились около гостиницы; к удивлению Санчо, Дон Кихот не принял ее за замок с глубокими рвами, башнями, решетками и подъемным мостом. С тех пор как наш рыцарь потерпел поражение, он стал судить обо всем гораздо более здраво, чем прежде.
Когда они подкрепились пищей и сном, Дон Кихот спросил своего оруженосца, не пожелает ли он этой ночью закончить бичевание. И если пожелает, то где это должно совершиться: под крышей или под открытым небом.
– Честное слово, – ответил Санчо, – выполняемое мною дело таково, что мне все равно, где его производить, в доме или среди поля; но все-таки я предпочел бы, чтобы это было под деревьями; поистине они мои товарищи и помощники в моей работе.
– Ну, хорошо, – сказал Дон Кихот. – Теперь ты отдыхай и набирайся сил, а вечером мы двинемся дальше, и в какой-нибудь укромной роще ты нанесешь себе оставшиеся удары.
Санчо согласился и прибавил, что хотел бы покончить с этим делом поскорее, пока железо горячо и пока мельница на ходу, потому что в промедлении часто таится опасность, и бога проси, а молотком стучи; лучше одно «хватай», чем два «ожидай»; и лучше воробей в руке, чем коршун на лету.
– Довольно пословиц, Санчо, ради господа бога! – вскричал Дон Кихот. – Говори просто, ясно, толково, как я тебя учил, и ты увидишь, как одним хлебцем ты сто раз наешься.
– Уж и не знаю, право, – ответил Санчо, – что это за напасть такая.
И на этом их разговор прекратился. Весь этот день Дон Кихот и Санчо провели в деревне, дожидаясь наступления ночи. Один, чтобы покончить в чистом поле со своим бичеванием; другой, чтобы дождаться исполнения своих желаний. Наконец наступил вечер, и они покинули деревню. Была уже глубокая ночь, когда они остановились в небольшой роще. Здесь Санчо должен был нанести себе оставшиеся удары и освободить Дульсинею от волшебных чар. Он и покончил с этим делом, но, разумеется, гораздо больше за счет буковой коры, чем собственной спины, которую он так щадил, что не прогнал бы плетью даже мухи, если бы она села ему на плечо. Обманутый Дон Кихот подсчитал все удары, не пропустив ни одного: вместе с полученными Санчо в первый раз их набралось ровно три тысячи триста. Солнце, казалось, взошло в тот день раньше, чтобы посмотреть на это жертвоприношение, и при первых лучах его наш рыцарь и его оруженосец снова двинулись в путь. До их деревни было уже совсем близко.
Дон Кихот с трепетом ожидал наступления дня, уверенный, что он встретит Дульсинею, освобожденную от чар самобичеванием его оруженосца. Наш рыцарь пытливо всматривался в каждую встречную женщину, надеясь узнать в ней свою Дульсинею, ибо он считал непреложными обещания Мерлина. Томимый этими мыслями и желаниями, он вместе с Санчо поднялся на холм. С вершины холма открылся вид на их деревню. Увидев ее, Санчо упал на колени и воскликнул:
– Открой глаза, желанная родина, и взгляни на своего сына Санчо Пансу, который возвращается если не разбогатевший, то сильно избитый плетьми! Раскрой свои объятия и прими также своего сына Дон Кихота, который едет домой, побежденный рукою другого, но зато победив самого себя, а это, по его словам, высшая из всех побед, какой только можно пожелать.
– Брось молоть вздор, – сказал Дон Кихот, – и вступи с правой ноги в нашу деревню, где мы дадим простор нашим мечтам о той пастушеской жизни, которую мы собираемся вести.
Тут они спустились с холма и направились в свое селение.
Глава 57, повествующая о том, как Дон Кихот возвратился на родину, а также о его болезни, составленном им завещании и смерти
У околицы близ деревенского гумна Дон Кихот увидел двух ссорившихся мальчишек. Один из них крикнул другому:
– Не старайся попусту, Перикильо: ты ее во всю свою жизнь больше не увидишь.