Донбасс. Искалеченные судьбы
Шрифт:
При Сталине умели строить. На примере военного комиссариата города Комсомольское, я убедился в этом еще раз. Толстые стены его служили хорошим прикрытием не только от пуль и осколков, но и от холода и сырости. Я занял небольшую комнату на втором этаже, в которой стоял электрический обогреватель. Через двадцать минут у меня уже было тепло, как в Ташкенте. Но пришел «командир» из местных ополченцев, человек завистливый и гнилой, и меня тут же, выкинули из этой комнаты, на первый этаж, в общую палату. Зато сам шахтерский генерал вселился в мою.
– Твоя только грязь под ногтями, – ответил он мне на мои скромные возражения. – Ты тут в гостях, а я тут – дома. И мне решать, где ты будешь жить, понял?
Из
Конечно, были и те, кого это вполне устраивало. Кто в самые первые же дни выяснил, где находятся ближайшие магазины и что там можно купить и по какой цене. Но большинство из нас рвалось на передовую. Туда, где реально шли бои, и где можно было проявить и проверить себя. Вместо этого мы занимались наведением порядка в тылу. Стреляли только на полигоне, куда выезжали один-два раза в месяц. На этом вся наша война заканчивалась. Конечно, не всех это устраивало. Поэтому текучка из подразделений была колоссальная. Уходили целыми группами.
Так, помню, однажды пришел к нам отряд парней из Харькова. Человек семь их было. Со своим оружием, снаряжением и питанием. Пришли с просьбой сохранить их как отдельный сформировавшийся взвод. Но были рассредоточены по уже имеющимся. Неделю пытались они договориться с нашим командованием о сохранении себе отдельного статуса, но получив конкретный отказ, снялись с места и также неожиданно, как появились, исчезли. И такой разброд-шатание был везде.
Текучку в две тысячи четырнадцатом году успешно перекрывали новыми отрядами добровольцев, приезжавших с Ростова. Уже тогда в моей голове возникали многие вопросы и сомнения в правильности выбранного решения. Но, делая поправку на военное положение, рассчитывал, что все в будущем изменится к лучшему. Вообще в наших рядах царили хаос и анархия. К концу года многие не понимали, что они тут вообще забыли. Все ехали на войну, слушали рассказы бывалых ополченцев, полагали, что везде реально идут активные боевые действия. Толпы беженцев, встречавшихся на границе с Россией, подтверждали наши догадки. Когда же мы целыми месяцами сидели в тылу, не зная, чем себя занять, то стали задавать неудобные вопросы. Ответом нам сначала было просто молчание, а потом самых ярых интересующихся либо отправляли на передовую, либо сажали на яму. Вообще, как мне потом самому предстояло неоднократно убедиться, сажание на яму было любимым способом решать все проблемные вопросы между командирами и солдатами.
Зато по телевизору шли новости одна страшнее другой. Гремели бои, у всех на слуху были имена Гиви и Моторолы, Дрёмова и Мозгового. Были и другие командиры и подразделения, которые сражались на передовой. К ним и уходила большая часть добровольцев. Видя такую ситуацию, командиры тыловых частей всячески препятствовали текучке. Устраивая «охоту на ведьм», так называли операции по поиску и обезвреживанию украинских диверсантов. На самом же деле по поиску мародеров, наркоторговцев и прочего криминального контингента. Лекарство для всех было одно: яма, работа по строительству оборонительных сооружений, рытье окопов. Особо зарвавшихся могли втихаря пусть и в расход. Под эту гребенку, безусловно, попадало и много гражданского, обычного, населения. Война все спишет, говорили нам тогда. Она и списала, к началу две тысячи пятнадцатого года отношение к ополченцам резко ухудшилось.
Наступил ноябрь две тысячи четырнадцатого года. Мы все так же несли свою службу по охране кукурузы. Сутками, не просыхая от алкоголя. Думать старались только о приятном. Сходили с ума, каждый как мог, от какой-то навалившейся
Глава IX
Раннее утро ноября две тысячи четырнадцатого года. После построения на площадке возле военкомата, служившей нам плацем, произведен развод по нарядам. Я и еще трое бойцов из подразделения были назначены на пост, находящийся на терриконе. С него очень хорошо просматривалась дорога, ведущая в город. Недолгие сборы, и вот мы уже на точке. Террикон – это такая гора отработанной руды и шлака, выброшенной из шахты при добыче угля. Высотой она пару десятков метров. Забраться на нее по отвалам весьма проблематично. Шахтеры, привыкшие с детства по ним лазить, делали это без особых напрягов. А я – дитя казахских степей. Поэтому мне взбираться на террикон первое время было очень сложно. Земля из-под ног постоянно осыпалась, прочной основы не было никакой. Пока залезешь наверх, можешь несколько раз скатиться вниз кубарем. Что я регулярно и делал под дружный хохот сослуживцев.
Пост наш представлял собой обычную яму, кое-как накрытую досками, и обтянутую рваным целлофаном. Внутри находилась печка-буржуйка и пару досок на ящиках из-под боекомплекта, служивших нам местом для отдыха. Ветер на терриконе гулял не слабый. Во время дождя или снега яму заливало по колено водой, которая оставляла после себя еще и жидкую грязь – муляку. Вобщем, сидели мы на этом терриконе, как черти, грязные, мокрые и замерзшие. Из еды – только сухпайки в зеленых картонных коробках, да еще то, что сам успеешь купить в магазине или выпросить у поварих в столовой, если есть деньги. Зато водки всегда было в достатке. Мы ее выменивали на сухпайки или патроны у местного населения. Воевали мы с алкоголем всеми силами. Уничтожая его запасы литрами. На склоне террикона валялись уже сотни опорожненных бутылок из-под белого горючего.
Нас было трое. Давайте я подробнее познакомлю вас с персонажами данной истории. Здоровый, двухметровый парень с пулеметом на плече, в очках от зрения, в грязной поношенной горке, в подшлемнике и почти до основания стертых берцах – это Ярослав, позывной Монгол. Доброволец из России, приехавший из Новосибирска. Парень, в общем-то, безобидный, хотя с явными следами контузии. Любитель рассказать смешные и загадочные истории, проводить поиски и расследования внеземных цивилизаций. Он уже в Комсомольском успел их найти. И в свободное от службы время мы с ним ходили искать инопланетян. Мне с ним реально было весело. И поэтому я ему с удовольствием подыгрывал. За что, в скором времени, к нам стали относиться как к парочке полоумных дурачков. Но меня это не трогало вообще.
Второй наш напарник – позывной Пит, вот он сидит на доске, с автоматом на коленях. Одетый в такую же, как у всех, грязную горку, поверх которой плотно подогнана разгрузка, забитая до отказа магазинами к автомату и аптечками со жгутами. Один из жгутов намотан на прикладе. Пит так же был из Сибири. Парень сам себе на уме, довольно хитрый и скрытный. Много о себе не рассказывал. Но в общении, на первый взгляд, был прост и открыт. Единственный факт, заслуживший моего доверия, то, что он автостопом около месяца добирался на Донбасс из маленького таежного городка, в котором я неоднократно бывал, когда так же путешествовал автостопом.
Наконец, мы втроем влезли на террикон. Сменили пацанов, которые уже третьи сутки висели на этом орлином гнезде. Тут к нам присоединили еще одного бойца, который оставался тут с предыдущей недели. В наказание за какое-то прегрешение перед командирами. Ему просто поменяли ямы. Вместо той, на которой сидят штрафники, оставили здесь, на посту. Это был так же россиянин, я, к сожалению, забыл его позывной. Звали его Стасом. Парень битый, с непростой судьбой. Он был лет на десять моложе меня, поэтому я относился к нему, как к младшему братишке. Часто с удовольствием слушал его творческие поиски в рэпе.