Донесённое от обиженных
Шрифт:
Со мной в госпитале, — продолжил, не успокаиваясь, улан, — поручик лежал один, из приват-доцентов, учёный по японской истории. Он рассказывал — у японцев как бывало? Во время боя князь сидит на холме позади своих войск, и каждый, кто оглянется, видит — князь на своём месте! Командиры командуют, а князь сидит спокойно, недвижно и этим замечательно здорово действует на войска.
Так и наш народ привык, что в беломраморном дворце в Питере сидит царь-батюшка, Божий помазанник, всеобщий властелин — и на этом стояла и стоит русская земля! Исстари это велось и иначе не бывало!
Офицер заключил в сердцах:
— А тут вдруг сам царь и пренебрёг! По святому народному — копытом-с!
— Вы что же, господа, — прапорщик Калинчин несказанно волновался, — забыли, что на государя ополчилось всё окружение?
— Ну и пусть бы свергли! — резнул ротмистр. — Это не сломало бы народных представлений о мироздании. Русские люди бы поднялись: вернуть престол царю! бей изменников!
— Потому и не решились бы свергать, — сказал до сих пор молчавший сотник и по-мужицки поплямкал ртом, затягиваясь самокруткой. — А чтоб прикончить бузу в Питере, — проговорил
15
Сотник имеет в виду Декабрьское вооружённое восстание 1905 года в Москве. Полковник Г.А.Мин (1855–1906) командовал Лейб-гвардии Семёновским полком, когда им в ночь на 16 декабря был окружён район Красной Пресни. В приказе Г.А.Мина о штурме говорилось, что «арестованных на сей раз не будет», — и около тысячи человек было убито, включая 86 детей. Затем Г.А.Мин направил отряд под командованием полковника Н.К.Римана (1864–1917) на Казанскую железную дорогу, отдав приказ: «Пленных не брать, пощады не давать!»
Марк Твен писал: «Если такое правительство нельзя свергнуть ничем, кроме динамита, тогда хвала Господу, что на свете есть динамит». (Цитируется по книге: Брайан Мойнехен. Григорий Распутин: святой, который грешил., с. 147).
Есаул воскликнул с острым мучением в тоне:
— Почему государь не предложил престол Николаю Николаевичу? Тот унял бы и думу, этих трепачей-адвокатишек, и разнузданную шваль в солдатских совдепах!
Прокл Петрович, предупредив, что не хотел бы обидеть лиц немецкого происхождения, коли они есть среди его собеседников, сказал:
— Ни отрёкшийся царь, ни Николай Николаевич, ни Михаил Александрович, — имена он выговорил с лёгким презрением, — не годятся по той причине, что они — люди с чужими паспортами!
Ротмистр, занявшийся жареной уткой, крякнул — то ли от наслаждения жарким, то ли от услышанного. Есаул и Антон Калинчин вперили в Байбарина пытливые взгляды, какими буравят человека, заподозрив, что он не тот, за кого себя выдал. Сотник, сидя в табачном дыму, как в коконе, ухмыльнулся хитрецкой мужицкой ухмылкой и почти прикрыл щёлочки глаз.
Прокл Петрович, не замечая, что пальцами отбивает по столу такт, начал в тревожном вдохновении:
— Народ пребывал и пребывает в убеждении, будто его царями были Романовы, тогда как это — Гольштейн-Готторпы!
Он разъяснил, что государь одного из германских государств — герцогства Гольштейн — был преподнесён русскому народу под фамилией Романов. К обманутым отнеслись более чем пренебрежительно: их царь Пётр Фёдорович у себя на родине по-прежнему оставался Карлом Петером Ульрихом фон Гольштейн-Готторпом.
Что подмена династии может открыться, беспокоило самодержцев Голштинского Дома. Почему они и оберегали столь ревниво своё неограниченное самовластие, ненавидя всякую возможность свободного народного волеизъявления.
— Во всех странах Европы, — Байбарин подчёркивал голосом важность произносимого, — давным-давно действовало народное представительство, те же болгарская и сербская монархии не жили без парламента. И лишь в России до 1906 года не имелось никакого его подобия. [16]
Прокл Петрович напомнил о практиковавшихся вплоть до 1904 года телесных наказаниях.
— Немцев-колонистов — тех нельзя было высечь. А русских крестьян, солдат, матросов секли! — воскликнул он так, словно был уверен, что его возмущение разделят.
16
С.С.Ольденбург. Царствование императора Николая II. — Ростов н/Д.: Изд-во «Феникс», 1998, с. 9:
«Кроме России, только Турция и Черногория из европейских стран вовсе не имели в то время парламентов».
Там же, с. 11:
«Право издавать законы нераздельно принадлежало царю … В области исполнительной полнота царской власти так же была неограничена. Людовик XIV, после смерти кардинала Мазарини, заявил, что хочет отныне быть сам своим первым министром. Но все русские монархи были в таком же положении».
Там же, с. 13:
«Но русский царь был не только главой государства: он был в то же время главой русской православной церкви, занимавшей первенствующее положение в стране».
Там же, с. 20:
«При отсутствии представительных учреждений, организованной политической деятельности в России не было, и попытки создать партийные группы немедленно пресекались полицейскими мерами. Печать находилась под зорким наблюдением власти».
Там же, с. 46:
«В своей речи 17 января 1895 г. к земским депутациям государь сказал: „Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть знают все, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твёрдо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель“».
Высказывания, которые дают представление о стране под неограниченной властью фон Гольштейн-Готторпов.
А.В.Сухово-Кобылин:
«Глухая Ночь при зловещем рембрандтском освещении… Рак Чиновничества, разъевший в одну сплошную Рану великое тело России, едет на ней верхом».
«Богом, правдою и совестью оставленная
Князь В.П.Мещерский (что примечательно, убеждённый монархист): «Россия давно стала сортиром при полицейском участке» (1904).
Леонид Андреев: «Вид России печален, дела её ничтожны». (Из письма Горькому, 1911).
В.В.Розанов: «Душа плачет, куда же все русские девались?.. Я ужасно плачу о русских, ибо думаю, что погибает само племя, что вообще попирается всё русское» (1911).
Есаул, оттопырив губы, процедил:
— Порка и ныне полезна.
Байбарин, глядя в его враждебно потускневшие глаза, произнёс с вкрадчивой подковырочкой:
— На немцев цари, никак, пользу эту жалели… А что находили полезным для немцев? Собирать по Германии желающих и перевозить за счёт русской казны, относя сюда и кормёжку, в российские пределы. В паспорта вписывали гордое «колонист-собственник», — приводил подробности хорунжий. — Русские мужички загодя им дома строили. [17] Немцам давалась бесплатно земля, беспроцентная ссуда. Они не подлежали воинской службе, с них не взимали налогов.
17
Н.В.Гоголь, описывая дом помещика Собакевича: «…посреди виднелся деревянный дом с мезонином, красной крышей и темносерыми или, лучше, дикими стенами, — дом вроде тех, как у нас строят для … немецких колонистов». («Мёртвые души». Выделено мной — И.Г.).
Смотрим, в частности: Igor Pleve. Einwanderung in das Wolgagebiet: 1764–1767. Goettingen: Goettinger Arbeitskreis, 1999, S. 44–45:
«С ранней весны 1764 г. в местах, определенных под первые пять колоний, работали бригады плотников из различных близлежащих русских сел. Так, на строительстве домов в колонии Шиллинг (Сосновка) было задействовано 60 плотников из государственных крестьян села Новые Бурасы. Дома в колонии Антон (Севастьяновка) строили 27 человек из Керенского уезда /…/ к 1768 г. было построено 3453 дома, и в течение этого же года еще 998 домов».
Г.П.Данилевский. Беглые в Новороссии; Воля; Княжна Тараканова. М., Правда, 1983:
Колонист, Богдан Богданович Шульцвейн, из-под Орехова, из колонии Граубинден, имеющий тридцать тысяч десятин земли, рассказывает: «Мой дед, видите ли, переселился при графе Сперанском, около сорока лет назад; мы пешком пришли сюда, с котомками, дед и отец мой несли старые саксонские сапоги за плечами (с. 29) … на днях купил я землю, вот что неподалёку от Николаева, близ поместья герцога Ангальт-Кеттен: съездил потом на Дон принанять степи для нагула овец … места стало уже нам, колонистам, мало. Так-то-с, не удивляйтесь! Наши кое-кто уже в Крыму ищут земель, на Амур послали депутатов присмотреться насчёт занятия земель под колонии (с. 25–26) … У меня семьдесят пять тысяч голов овцы в разных местах (с. 26) … У меня и свои корабли теперь тут есть. Два года уже, как завёл. Сам на своих судах и шерсть с своих овец прямо в Бельгию отправляю» (с. 29).
Роман «Беглые в Новороссии», откуда приведены выдержки, впервые опубликован в журнале «Время» в 1862 году.
Во время Первой мировой войны Германия не оставляла вне поля зрения немецких колонистов в России. Сотрудники министерства иностранных дел подготовили для министра фон Ягова доклад, в котором два миллиона немцев-колонистов были выделены как этническая группа с самым высоким уровнем рождаемости в Европе. (А.И.Уткин. Первая мировая война., с. 222).
Он обвёл взглядом собеседников:
— Ну, а что наши мужички имели и как им доставалось — полагаю, и без меня известно-с.
Ротмистр раздумчиво вставил:
— Случалось, едешь по немецкому селу — дома каменные, процветание. Ни одного оборванного не увидишь, лица самодовольные. Неужели, себя спросишь, это крестьяне?
— Колонисты! — поправил Прокл Петрович и продолжил с насмешливым умилением: — Я вам, господа, фактики. Александр Суворов после своих потрясших мир побед, после великой своей службы был отправлен в ссылку — за нелестный отзыв о прусских порядках в армии. Умер в опале. А немецкий офицер Беннигсен, изволивший на русскую службу пойти? Только за участие, под началом Суворова, в польской кампании 1794 года был произведён в генерал-майоры, награждён золотой в бриллиантах шпагой с надписью «За храбрость», получил другие награды и — главное-то! — получил тысячу с лишним крепостных!
— Но это… — начал Антон Калинчин и потерялся; выражение у него было вопросительное и беспомощное, — это не могло быть терпимо…
Байбарин развёл руками:
— Но — происходило…
Мы, со своей стороны, не отвлекаясь пока на все многочисленные подтверждающие примеры, упомянем хотя бы о Фабиане Остен-Сакене, который тоже воевал под началом Суворова и за участие в польской кампании удостоился золотой шпаги. Александр Первый назначил Остен-Сакена членом Государственного совета и возвёл в графское достоинство, а Николай Первый возвёл в княжеское, пожаловав ему в день своей коронации первый классный чин генерал-фельдмаршала.
Остен-Сакен был награждён всеми высшими орденами империи. Когда же он состарился, царь, сохранив за ним жалование главнокомандующего армией, пригласил его на покой ко двору и приказал приготовить для него помещение в одном из своих дворцов.
А вот как Николай Первый облагодетельствовал своего германского родственника герцога Ангальт-Кетенского. Тот промотал родовое поместье «Аскания» в Пруссии, и Николай подарил ему огромные владения в Новороссии. Самая крупная часть нового имения была названа «Аскания-Нова». В царском указе говорилось, что земли передаются герцогу «на вечные времена, с правом наследования, со всем, что имеется над и под землёй».