Донкихоты Вселенной. Роман 2-х книгах
Шрифт:
— Коль скоро вы решаетесь вспомнить о своей рыцарской чести, господин король, не пора ли вам снизойти наконец до бабы вместо того, чтобы опуститься до человечины?
— Что имеет в виду, ваше всесилие, господин герцог? — осторожно осведомился Дордий.
— Не нужно иметь много мозгов под шлемом, куда едва вместится некая рыжая борода, чтобы понять причину всех зол, каковую и надлежит искоренить, — и герцог уперся пронизывающим взглядом в своего вассала.
— Причина ясна, ваше всесилие, господин герцог. Она — в бабе из ада.
— Военачальник в юбке?!
— Отнюдь нет, ваше всесилие, в рыцарских доспехах.
— Прекрасно! Так знайте: женщина в юбке способна победить доблестного рыцаря в латах, но одетая
— Я понимаю вас, ваше всесилие. Но как достать ее из серебряного шатра в центре вражеского войска? Ни один лазутчик с кинжалом не проникнет туда.
Герцог насмешливо посмотрел на «короля».
— Тупость едва ли можно считать украшением властителя королевства. Стоит ли так уповать на кинжал в кожаных ножнах и на предательские удары из-за угла? Не лучше ли вспомнить о вековых наших рыцарских законах, о поединках военачальников, не раз заменявших столкновение армий? — И герцог звонко опустил на шлем забрало, давая понять об окончании беседы.
— Я понял вас, — торопливо начал Дордий, — прекрасно понял, ваше всесилие, и кляну себя за свое недомыслие.
Отошедший было герцог обернулся и приподнял забрало.
— К счастью, недомыслие едва ли ослабит силу удара вашей руки с копьем или мечом.
— Я готов разрубить ее на части!
— Надеюсь, не для блюд на рыцарском столе? — язвительно произнес герцог.
— О нет, ваше всесилие! Что касается меня, то я предпочитаю маркитанток в обозе.
— Так постарайтесь быть отважнее ваших обозных дам и, в отличие от них, постарайтесь пробиться со своими солдатами к стенам Ремля. А укрывшись за ними, вспомните о законах рыцарства и поединках предводителей воинств, — повелительно произнеся эти слова, герцог повернулся спиной к «королю Френдляндии».
Начался дождь, и рыцари, оберегая свои доспехи от ржавления, поспешили укрыться в палатке, разбитой для них среди руин дома старосты.
Так по приказу герцога армия тритцев в тяжелых лесных боях с отрядом Гневия Народного прорвалась наконец к стенам Ремля, хлынув через открытые ворота в город под защиту крепости.
Лютеры, следуя по пятам тритцев, осадили город.
Высокие крепкие стены его возвышались над глубокими рвами с водой, поступавшей из реки, в одном месте вплотную подходившей к крепостной башне.
Перед всеми четырьмя городскими воротами подъемные мосты задрали в небо свои подхваченные цепями ребра.
Начавшиеся дожди не прекращались все дни отступления тритцев к Ремлю. И только после поднятия мостов за прошедшими тритцами дождь стих.
А наутро вышло солнце, осветив мрачные городские стены, из-за которых выглядывали позолоченные шпили знаменитого ремльского собора, где короновались все властители Френдляндии и куда так стремился для той же цели ехавший в обозе лютеров некоронованный король Френдляндии Кардий VII, конечно, вместе со своей возлюбленной девицей Лилией де Триель, в карете, которая из-за непогоды выглядела отнюдь не королевской.
Когда поутру слуги принялись отмывать золоченую карету, один из подъемных мостов Ремля опустился, ворота открылись, и на белом в яблоках коне в белом со звездами плаще выехал знатный герольд.
В лагере лютеров услышали его призывную трубу, и воины высыпали из палаток, бряцая оружием.
— Рыцари Орлана и доблестное их войско, — громко возвещал глашатай, — к вам обращается славный Черный рыцарь, коронованный в Куртиже истинным королем Френдляндии, Дордием IV. Он призывает к милосердному прекращению кровопролития и соблюдению высших законов рыцарства. Пусть не прольется кровь ни одного из воинов во славу всемилостивейшего Великопастыря всех времен и народов папия И Скалия, а судьбу осажденного города Ремля решит суд всевышнего, который определит победителя в поединке высших военачальников обеих враждующих
И глашатай повернул коня. Кованые копыта звонко простучали по мосту, который тотчас был поднят.
Затем со стороны Ремля посыпались стрелы с деталями дамского туалета, что должно было унизить и оскорбить врагов, ведомых Девой, но вызвало бурю гнева лютеров.
Маршал Френдляндии Надежанна, такая твердая в наступлении, сейчас была в отчаянье.
— Как я могу сражаться с этим великаном? — говорила она Мартию Лютому. — Только чудо может повергнуть его.
Мартий Лютый тоном фанатика убеждал ее:
— Ты не должна отказаться от поединка, Дева Небес! Ты явилась к нам как чудо и ждешь чуда, но призвана сама сотворить его. Все мы верим, что ты не можешь погибнуть, будучи посланницей всевышнего.
«Посланница небес!..» — горько думала Надя в то время, пока генерал Дезоний убеждал ее принять вызов, как подобает истинному рыцарю.
«Какой я маршал? — думала Надя. — Все мои военные советы подсказаны или элементарным математическим мышлением, или Никитой, увлекавшимся на Земле историей войн с обходами, клещами, котлами окружения». Надя, несомненно, умаляла свои заслуги, хотя Никита всегда был подле нее в критическую минуту. Избегая оставаться наедине, они все же искали друг в друге поддержки, и каждый считал себя безмерно виноватым перед другим.
Услышав о вызове Черного рыцаря, Никита поспешил, вместе со своим верным оруженосцем Санчо, в серебряную палатку маршала, откуда удалил всех, взяв на себя переговоры с Надежанной о ее предстоящем поединке с Черным рыцарем.
Мартий Лютый и генерал Дезоний ушли неохотно.
— Я знаю, — обратилась Надя к Никите, — на этой планете повторяется история Земли по общим законам развития Кристаллической Вселенной. И мне выпала на долю роль Жанны д'Арк.
— Ее история может быть прочтена по-разному. Во всяком случае, упустить возможность взятия Ремля без штурма нельзя, — твердо сказал Никита.
— То есть поединок с Дордием неизбежен, — горестно воскликнула Надя. — А по поводу прочтения судьбы Жанны есть стихи Вольтера о ее сражении с рыцарем Шандосом.
И она прочитала знакомые строки [28] :
Летит на Жанну бритт, боец завзятый Отвага их равна. Сверкает взор. И всадники, закованные в латы, Вонзая шпоры, мчат во весь опор, Один другого прямо в лоб встречая. Как небо рвется, слышен тот же треск, Кровь алая струится, обагряя Разбитого доспеха ломкий блеск. Отдалось эхо страшного удара И вопль толпы, как будто рев осла, И разом выбитая из седла, Лежит она, без чувств, как от угара…28
Отрывок из «Орлеанской девственницы» в переводе автора.