Донор
Шрифт:
– Ты забавная, - улыбнулся он, и в темноте блеснули его зубы.
– Ты не человек, - прошептала я, безошибочно вычисляя в нем что-то сверхъестественное.
– Нет, - согласился он.
– Ты - дух?
– Разве я недостаточно материален?
– усмехнулся он.
– Все вы во сне материальны, а как проснешься... материальна только Виктория, - мрачно добавила я.
– Какая Виктория?
– удивился он.
– Стерва, которая пьет из меня кровь, - сообщила я доверительно, как случается открыться кому-то во сне.
– Зачем ей кровь? Разве она не человек?
– еще больше удивился
– Человек, с виду, - огрызнулась я, - хотя нет, и с виду тоже едва ли. Так, баба Яга.
Похоже, гость пришел в полное недоумение от моей откровенности, и перестал касаться меня своими волшебными пальцами, поэтому я решила прекратить эту тему, и обернулась, чтобы взглянуть в его лицо.
Это стоило того: оно на самом деле было прекрасным. На фоне бледной кожи черным огнем горели его выразительные огромные глаза. Из них действительно изливался свет и мощь, в них отражался разум и внутренняя сила. Это ни в коей мере не были глаза человека, и я радостно вздохнула: какое же счастье, что мне не снится винегрет из событий дня или какие-нибудь глупости о школе и бывших одноклассниках, или какие-то эпизоды с работы, а такое удивительное фантастическое существо в моей постели с таким ярким ощущением его рук на моей коже. Одновременно хотелось закрыть глаза от блаженства и не закрывать их, чтобы видеть его, не перескочить в какой-нибудь другой банальный сон.
– Не уходи, пожалуйста, - невольно прошептала я, и он улыбнулся.
– Ты сама не знаешь, о чем просишь.
– Не знаю и не хочу знать. Мне кажется, - я улыбнулась ему в ответ, - я так долго ждала тебя. Мне кажется, ты - тот, кого я ждала.
Он прикрыл глаза, словно мысленно с чем-то соглашаясь, и открыл их вновь.
– Кто твои предки?
– спросил он, и меня посмешила форма вопроса, потому что сленг едва ли шел к его образу, а если он имел в виду в точности то, что сказал, тогда это тоже звучало чересчур вычурно.
– Предки, - передразнила я.
– Бабуля вон внизу почивает, а родители... их давно нет, - вздохнула я, - я их толком не помню. Они разбились на машине, когда я была совсем маленькой. С тех пор мы живем втроем.
– Втроем?
– переспросил он.
– Да, я, бабуля и Тарас Григорьевич.
Он, наверное, изумился еще сильнее, потому что на последнем имени-отчестве его брови поползли вверх на лоб. Хотя, как мне казалось, во сне все персонажи всегда были в курсе происходящего, потому что были лишь частью моей фантазии. Но я тут же успокоилась, решив, что, значит, моя фантазия вышла на новый виток.
– Кот, Тарас Григорьевич, - пояснила я.
– Почему Тарас? Почему Григорьевич?
– пораженно спросил он.
– Ты видел когда-нибудь портрет Шевченко?
Он пожал плечами, что могло означать, как да, так и нет.
– Ну вот - одно лицо.
– Ответила я.
И тут он засмеялся, просто-таки затрясся на кровати от хохота.
– Это абсурд, - проговорил он.
– Да уж, - вздохнула я, - только дальше абсурд почему-то не распространяется.
– И я снова задумалась о завтрашнем дне.
– Вот скажи мне, я хоть высплюсь, пока тут с тобой болтаю?
– Тебе не хватает сна?
– Спросил он.
– А кому его хватит, если засыпаешь в два, а встаешь в шесть. Из нашей абсурдной дыры попробуй еще
– Зачем ты ходишь туда, если тебе там так плохо?
– Спросил он, всматриваясь в меня и словно бы и на самом деле пытаясь понять.
– Странный ты какой-то, - пробормотала я, - или это у меня воображение истощилось... Надо же нам с бабулей на что-то жить. Это только во сне все, что захочешь - получи, пожалуйста, только подумай, а в жизни ничего просто так не бывает. На все нужно заработать. А девушку мало того, что брать никто не хочет, так еще и платят всегда меньше, чем мужикам, за ту же самую работу.
– Последняя фраза вырвалась у меня как-то сама собой, о наболевшем что ли. И я испуганно посмотрела на его реакцию: все-таки в кои-то веки со мной на одной кровати лежал мужчина-мечта, а я ему рассказывала о дискриминации женщин. Даже не всякий персонаж сна выдержал бы такое издевательство, не говоря уже о живых. Хотя... я всегда была королевой абсурда, дай мне только волю.
– Тебе тяжело? Ты поэтому сдала кровь?
– Его глаза горели совсем близко.
– Тебе настолько трудно, что приходится торговать и этим?
– И я почти скривилась оттого, что мы говорим на какие-то посторонние темы, когда он так близко. Нам бы молчать и делать что-то совершенно другое, тогда я могла бы проснуться счастливой и расслабленной. Мое тело тянулось к нему, как к источнику.
– Да не торгую я кровью, - с досадой произнесла я, - у сотрудницы девочка заболела, нужна была кровь, я сдала в банк, чтобы ей выдали ту, что надо. У меня первая...
– Положительная, - закончил он, и его зубы снова сверкнули в темноте, только теперь вместо приятной волны, меня окатило волной холода и страха, который вгрызается в подкорку.
Я подняла руку и уставилась на нее. Сто раз в разных снах я пыталась осознать себя и посмотреть на свою руку, потому что когда-то где-то вычитала, что это ключ к управляемым сновидениям, и мне никогда, ни разу это так и не удалось. Теперь же я без всяких усилий рассматривала свою ладонь, и от этого в моем сне не появились ни розовые мамонты, ни сияющие радуги на горизонте. Я по-прежнему сидела в своей комнате под крышей, и ни один элемент в ней не был каким-то другим или не на своем месте.
– Что происходит?
– встревожено спросила я.
– Я не сплю?
– Нет, - мягко ответил он, не отрывая от меня взгляд.
– Ага, вы во сне все так говорите, - успокаиваясь, произнесла я.
– И как ты здесь появился, если я не сплю?
– Через окно, - ответил он, ничуть не смущаясь.
– Ну, разумеется, - усмехнулась я и вновь принялась бесстыдно рассматривать его грудь, открывающуюся между расстегнутых верхних пуговиц рубашки.
– Ты можешь ее снять?
– Потянула я его за отворот.
– Ты хочешь быть со мной?
– Его фраза вновь прозвучала как-то странно, не то напыщенно, не то дико.
– Я никогда не был с...
Я невольно прыснула от смеха, потому что никогда не думала, что меня возбуждают девственники. В моих фантазиях обычно присутствовали герои-победители, опытные и сильные, уверенные в себе мачо. Но он и не походил на мальчишку, никогда и нигде не знавшего любви. Я уже собралась, было, задать ему очередной вопрос, подозрительно уставившись на него, как он произнес: