Доноры за доллары
Шрифт:
– То есть у нас есть возможность узнать, что здесь делали инкассаторы, что привозили или что увозили, – я так понимаю?
– Так. Но можно подумать, ты сам не догадываешься, для чего сюда машина приезжала. Кроме как от трупов избавляться, здесь больше делать нечего.
– Да, конечно. – Мысли мои отчего-то путались. Не ясно, то ли от неприятного запаха, то ли от нахлынувших воспоминаний о том, что уже затерлось в душе временем.
Мы потянули тяжелую скрипучую дверь и вошли в темный и абсолютно пустой коридор. Долго раздумывали, в какую сторону
Не успели мы пройти и полтора метра, как за нашей спиной раздался строгий голос:
– Молодые люди, а вы что здесь делаете?
– Повернись, козел, и получи, как мужчина! – орал в бешенстве Воронцов, вцепившись в плечи Головлеву.
Тот, не поворачиваясь, схватил Кирилла за локти и с неожиданной силой перебросил его через себя. Кирилл грохнулся плашмя на покрытый паласом пол и сильно отбил себе спину. На секунду у него потемнело в глазах от боли, но только он увидел движущуюся мимо его лица ногу Головлева в лакированном пижонском ботинке, как вцепился в нее изо всех сил и дернул на себя. Головлев, подтвердив поговорку «Чем больше шкаф, тем громче падает», со страшным шумом рухнул ничком, успев, однако, выставить вперед руки.
– Ах, ты... – взвился он, лягнув ногой прямо в лицо Кирилла, который не успел отпрянуть.
Из носа Воронцова немедленно полилась кровь, а на скуле стал лилово наливаться огромный синяк.
– Стой, падла, – шипел он, стараясь задержать Головлева, который опять пытался покинуть поле боя.
– Что-о?... – обернулся тот.
Он подбежал к Кириллу, который так и не мог встать, и с разбегу пнул его в живот, размахнувшись, как по мячу.
Воронцов охнул и согнулся пополам.
– Ползи, говно, к своей шлюхе и передавай привет сладкой жопе от моего члена. Он по ней скучает. – Головлев снова рассмеялся и пошел прочь по коридору.
Отделав наглеца под орех, он ощутил самодовольство большого, сильного самца, который прогнал конкурента со своей территории. Однако кое-что все же омрачало его радужное настроение.
«Черт, не получилось! Чужими руками таскать каштаны из огня гораздо приятнее. Слабоват оказался мальчик. Нужно было с ним по-другому... Ну, ничего. Это не повод отказываться от плана. Я не такой осел, чтобы упустить возможность насолить этому идиоту Лямзину, заодно и денег немного подзаработать. Что ж, придется немного поднапрячься...»
С этими мыслями Головлев поднялся в курилку, чтобы забыться и развеяться, послушав новые байки, и посплетничать самому.
– Вот что, Михаил Петрович, мне бы хотелось, чтобы вы немедленно отправились с вашим ассистентом в операционную и привели в порядок все, что до сих пор еще в нерабочем состоянии. Сроку вам дается два дня. По окончании срока вы мне обязаны отчитаться в готовности операционной к работе по ее прямому назначению. Это понятно?
– Но...
– Что непонятно? – Козлов от нетерпения даже привстал.
– Да
– Ты тупой, что ли? – удивился Дмитрий Анатольевич. – Тебе я это все проверить и поручаю. Действовать надо начинать, хлеб свой в поте и крови зарабатывать.
Карташов сперва довольно угрюмо посмотрел на директора, потом, видимо, спохватился и достаточно лояльно произнес:
– Да, все понятно. Разрешите поинтересоваться – операции какого рода нам предстоит делать?
– Изъятие органов – информация принята?
Карташов кивнул и спросил разрешения идти.
Козлов его отпустил и стал заносить в память компьютера всю необходимую информацию, попутно сверяясь, не упустил ли он чего из виду.
– Ах, да, – сказал он себе через некоторое время. – Служба доставки.
Перегнувшись через столик, Дмитрий Анатольевич нажал кнопку селектора и сказал секретарше:
– Наташа, свяжитесь с «Эдельвейсом» и вызовите инкассаторов.
Кирилл приходил в себя, держа голову под холодной водой в умывальнике мужского туалета. Его трясло, но не столько от холода, сколько от злости. Он никак не мог признать свое поражение и смириться с тем, что за оскорбления в адрес его невесты он не смог отомстить должным образом. Единственное, что могло потешить его самолюбие, это воспоминание о противном треске, который раздался при падении Головлева. Кажется, это были его очки-хамелеоны, которым завидовала вся клиника. Но очки, хоть и дорогие, не могли насытить жажду мести, и потому он впервые за долгие годы плакал, держа лицо под холодными струями.
Успокоившись, он стал смотреть на свое изменившееся отражение в зеркале и размышлять. Все его мысли постепенно обретали былую стройность и логичность. Он сопоставил несколько фактов и сделал выводы. То, что ему вдруг представилось, заставило его снова побледнеть.
– Черт! – вскрикнул он и стукнул кулаком по стене.
Кусок кафеля с треском откололся и шлепнулся на пол. Кирилл проводил его мутным взглядом. Он принял решение.
Придя домой на час раньше, он не застал Людмилу дома. Это его немного порадовало. Было как-то страшно начинать прямо с порога...
Он медленно, осторожно разделся и, морщась от боли в спине, полез под душ. Теплая вода немного расслабила его и размягчила душу. Вылез, достал из холодильника бутылку пива, которую заботливая Люда всегда держала для него наготове. Усевшись перед телевизором, включил видео, не проверив, что там за кассета. Кассетой оказалась запись Людмилиного дня рождения, на котором они только и делали, что целовались у всех на глазах, кормили друг друга с вилки и не отходили друг от друга ни на шаг.
Кирилл начал чувствовать, что его решимость тает, словно снег на солнце. Этого очень не хотелось, поэтому он решительно переключился на телевидение. Шел какой-то боевик, который занял его внимание и отвлек от посторонних мыслей.