Допустимый ущерб

Абдуллаев Чингиз Акифович

Гольдфарб съел один из них, одобрительно кивнул и заявил:

— Вкусно! Никогда не ел ничего подобного.

Кафаров тоже взял кусок.

— Машину мы, наверное, уже не найдем, — признался он. — Ее либо разобрали на части, либо списали. В руководстве местного отделения МИТа меня заверили, что продолжат расследование по Неджаду Мехмеду. Но этого недостаточно. У нас слишком мало времени. Хадж уже начался сегодня утром. Через несколько дней он закончится. А мы до сих пор не знаем, кто и как там себя проявит. Я

реально понимаю, что мой человек находится в большой опасности.

— Возможно, вы правы, — согласился Гольдфарб. — Но отзывать его сейчас просто невозможно. Если это мусульманин, а вы говорили, что так оно и есть, то он не может покинуть святые места без соответствующего ритуала. Если ваш сотрудник будет обнаружен, то он, конечно, живым не вернется, это очевидно. Но такова часть нашей работы, в которой всегда есть подобные риски.

— Я не люблю терять своих людей, — недовольно произнес Кафаров.

— Я тоже, — в тон ему сказал Яков Аронович. — Но сейчас вы ничем не можете ему помочь. Остается только надеяться на его выучку и удачу.

Глава 6

В Стамбуле мы пробудем несколько часов. Здесь все должны переодеться. Мужчинам легче, у них белые одежды, напоминающие римские тоги, а женщинам гораздо сложнее. У нас должно быть закрыто все тело, исключая лицо и кисти рук. Интересно, что никто не требует носить черную паранджу, прятать под ней лицо.

К одежде предъявляются очень строгие требования. Понятно, что она не может быть прозрачной, чтобы не пропускать нескромные взгляды, и обтягивающей. Все, что мы будем носить во время хаджа, нам выдали еще в Баку, в Духовном управлении мусульман. На ноги мягкие мокасины, затем брюки. После этого я надела платье, сверху еще одно, с длинными рукавами. Все белого цвета.

Волосы я спрятала под косынку. Это обязательно. Когда мы завершим хадж, я должна буду отрезать прядь, а мужчинам вменяется в обязанность остричь все волосы.

Интересно, что будет делать Джамалов?

Нам выделили специальное помещение, где мы могли переодеться, перед тем как снова пройти к самолету, который доставит нас в Джидду. Уже затем мы попадем в благословенную Мекку.

В большом стамбульском аэропорту много паломников, которых можно сразу узнать по белым одеждам. У людей такие просветленные лица!..

Но среди нас есть человек, который использует это паломничество для подготовки террористического акта, убийства немалого числа людей. Как можно называть такого субъекта?

Я раньше дважды была в Стамбуле, но тогда в аэропорту было гораздо свободнее. Ну да, конечно. Сейчас ведь время хаджа, и поэтому здесь так много паломников. Они проходили мимо нас и приветливо здоровались, словно мы их родственники или друзья. В общем, так и должно быть, ведь паломники едут совершать предписание Пророка, обязательное для всех мусульман.

Я

заметила Джамалова, который оглядывался по сторонам. Неужели он ищет своего напарника, этого Эльмурзу. Нужно подойти поближе и послушать, о чем именно они будут говорить. Но пока рядом с Джамаловым никого не было.

Он достал мобильный телефон и начал с кем-то разговаривать. Я хотела подойти ближе, но здесь было столько людей, что мне не удалось к нему протиснуться. Даже обидно!

— О чем ты все время думаешь? — поинтересовался Расул, стоявший рядом со мной.

Я совсем про него забыла.

— Ни о чем. — Я пожала плечами и увидела, как к Джамалову подошел тот самый Эльмурза.

Я посмотрела по сторонам.

Куда делся хаджи Рахман? Почему его нет рядом с этой парочкой? Он, кажется, тоже пытается за ними следить. Или мне только кажется?

Нет, вот он стоит и о чем-то разговаривает с полноватым мужчиной. Тому лет пятьдесят, он совсем лысый, все время вытирает лицо платком. У него румяное, широкое, мясистое лицо, крупный нос, большие уши.

Он спрашивал, как дагестанская группа будет возвращаться. Хаджи объяснил ему, что больше они в Баку не заедут, а прямо из Стамбула полетят в Махачкалу.

— Туда отправятся все, кроме меня, — объяснял хаджи Рахман.

— Почему? — поинтересовался румяный толстячок.

— Я должен буду лететь в Москву, — пояснил хаджи Рахман. — Там состоится представительное совещание мусульманских богословов.

— А мне говорили, что мы все вместе вернемся, — вспомнил его собеседник.

— Может быть, так и будет, — сказал хаджи Рахман. — Тогда я полечу в Москву из Махачкалы. Посмотрим, как пройдет хадж, и решим этот вопрос уже на обратном пути.

Толстячок радостно кивнул. У него пухлые смешные губы и маленькие забавные глазки.

Интересно, как он не побоялся отправиться в хадж, имея такое вот тучное тело? Уже не говоря о том, что он, как правоверный мусульманин, должен пять раз в день молиться. Это с его большим животом и такой толстой шеей! Даже не представляю, как он умудряется бить поклоны. Впрочем, это его дело. Можно проводить рукой по лицу и читать короткую молитву.

Говорят, Пророк разрешал даже использовать для омовения песок, а не воду. Ведь она в пустыне дороже золота.

Они продолжали говорить, а я увидела, как Джамалов убрал телефон, повернулся и пошел в туалет. Этот шепелявый Эльмурза спешил следом за ним.

Значит, они будут говорить о чем-то серьезном в туалете. Или один из них попытается что-то передать другому. Ведь они наверняка выходили в город. Или сообщник кого-то из них приехал прямо в аэропорт.

Какая глупость! Этого наш дорогой Микаил Алиевич не предусмотрел. Я же не могу пойти за ними в мужской туалет.

Да, я не могу, но…

Я повернулась к Расулу и спросила: