Дориан Дарроу. Заговор кукол
Шрифт:
Впрочем, крысу вряд ли интересовала осанка молодого господина. Она просто шла следом.
Бурая громадина Кингз-Кросс успешно сражалась с предрассветным туманом. Рассеченное светом электрических фонарей марево ложилось на рельсы, чтобы безмолвно умереть под колесами составов. Гремели железные туши локомотивов, раскланиваясь друг с другом, касались дымными рукавами. Изредка раздавался по-соловьиному протяжный свист или сипение, когда излишки пара выходили не из хромированных трубок, а из щелей и сочленений котла.
Бродили по перрону сонные кондукторы,
Молодой человек, остановившись у самого края платформы, некоторое время наблюдал, как фырчит готовый сорваться в бег «Летучий шотландец» «Большой северной дороги».
– Великолепно. Это действительно великолепно. Найджел Грисли гениален! – сказал джентльмен, и крыса, обнаглевшая до того, чтобы подобраться вплотную, презрительно фыркнула. В этой туше металла она не видела ничего великолепного.
Но вот, громко пыхтя, выполз тяжеловоз «Сити-Дувр», вытягивая из тумана ожерелье одинаково грязных вагонов. Они раскачивались, словно пританцовывая на рельсах, и даже когда паровоз остановился, долго не могли успокоиться.
Джентльмен, резко потеряв всякий интерес к поездам, бодро зашагал к посылочному отделу. Крыса, чихнув – пахло на вокзале преотвратно – развернулась и вмиг исчезла.
Спустя два часа она, изрядно уставшая и несколько измазанная, выбралась из отверстия крысохода, чтобы взобраться по толстому витому шнуру на кровать. Усевшись на подушку, тварь принялась вылизываться и громко попискивать.
– Ну тише, тише, Элджри, я тебя вижу. – Леди открыла глаза и, не без труда повернувшись на бок, почесала крысу когтем. – Все ведь хорошо?
Крысиные усы дрогнули, глазки на миг закрылись, а из груди вырвался почти человеческий вздох.
– Рассказывай, – велела леди. – И не думай, что если ты чего-то утаишь, мне станет легче.
Этот особняк в георгианском стиле отличался от прочих некоторой запущенностью. Она распространялась и на лужайку, и на сад, и даже на пруд, сплошь затянутый глянцевой листвой кувшинок. Несколько китайских фонариков, по странной прихоти хозяев украсивших старую липу, не столько разгоняли сумрак, сколько добавляли теней. Те же подкрадывались к дому, карабкались по стенам красного кирпича и, добравшись до подоконника, липли к окнам.
Вот одно не выдержало, отворилось с протяжным скрипом, на который, однако, никто не обратил внимания. Тень ловко поддела крючок запора и распахнула окно, впуская в дом теплый весенний воздух.
И снова стало тихо.
Часом позже на дороге появился массивный экипаж, запряженный четверкой вороных першеронов. За ним следовал другой, похуже, и третий – крытая повозка, из которой доносился громкий храп.
Вот головная карета остановилась у парадного входа, сонный лакей поспешил откинуть ступеньки и подал руку, помогая спуститься леди весьма почтенного возраста. Едва оглядевшись, старушенция не замедлила высказать свое нелестное мнение:
– Мерзкое местечко, Эмили.
– А по-моему здесь очень мило… романтично…
Девушка в светлом рединготе огляделась по сторонам. Заметив фонарики, улыбнулась и спросила:
– Это
Лакей поклонился, пытаясь подавить зевок. Ему было плевать и на фонарики, и на моду, и на обеих хозяек – принесло на ночь глядя. Теперь точно уснуть не выйдет…
– Эмили, надень капор. Ты простудишься. Эмили, иди в дом. Эмили…
Эмили шла по дорожке, и тени расступались перед ней. Остановившись под желтым фонариком, она улыбнулась, точно увидела что-то очень хорошее.
– Эмили!
– Иду, тетушка.
Бросив прощальный взгляд на приоткрытое окно, девушка вернулась к экипажу и позволила уговорить себя подняться в дом. Она терпеливо снесла ворчание старухи – все-таки та обладала чудеснейшим талантом действовать на нервы; неуклюжую льстивость дворецкого и молчаливое неодобрение экономки, нерасторопность слуг и сонное равнодушие собственной горничной.
Эмили хотела одного: лечь в постель.
И незадолго до рассвета ее оставили в покое.
– Они думают, что я выжила из ума, Элджри. Один ты видишь правду. – Морщинистая ладонь скользнула по спине крысы. Но та лежала спокойно, только длинный хвост неестественного белого цвета изредка шевелился, выдавая, что животное живо.
– Они думают, что если я тут лежу, то ничего не вижу, и ничего не слышу. И раз уж стара, то само собой, что ничего не понимаю.
Ладонь приподнялась, и желтый коготь скользнул по крысиному хребту.
– Конечно, так проще. Если я слабоумна, то меня можно и не слушать…
Коготь подцепил завязки сбруи.
– …и делать, чего только в голову взбредет.
Натянул, заставляя крысу подняться.
– Эта все дрянная девчонка! Я никогда не ждала от нее ничего хорошего. И оказалась права. Посмотри, что она сделала с нашим мальчиком? И ей мало! Нет, Элджри, не возражай, я знаю, что мало.
Посеребренные струны лопнули.
– Я… я сама такая. Была такой. Это надо остановить. Найди бумаги. Если они есть, то у нее.
Крыса, высвободившись из остатков сбруи, юркнула под одеяло. Ее усы пощекотали ладонь, коснулись запястья и, наконец, словно невзначай – щеки. Подумав, тварь перебралась на грудь и села столбиком.
– А ты тяжелым стал, Элджри.
Красные бусины глаз неотрывно следили за леди. Наконец, крыса оскалилась.
– Да, мы с тобой смешны. Ты – животное, я – старуха, которой давно уж пора принять неизбежное. Гарольд меня заждался…
Элджри зашипел.
– Не возражай. Ты тоже это чувствуешь. И ничего не можешь сделать. И не должен. Пусть она…
Леди закашлялась и торопливо заткнула себе рот платком, пытаясь остановить приступ. Крыса же, скатившись с груди, заметалась по кровати. Она подпрыгивала, пытаясь то сунуться под руку, то ткнуться носом в шею.
– Тише, Элджри, тише. Все хорошо.
Платок в руке был красным.
– Пусть поверит, что у нее получается обмануть… кое с кем ведь и получается.
Леди без сил откинулась на подушки, и крыса, легши на брюхо, поползла к ней, забралась под руку и свернулась клубочком. Ее усы мелко дрожали, а розовые лепестки ушей чутко ловили каждый звук. Когда в коридоре раздались шаги, крыса насторожилась.