Дорога доблести
Шрифт:
Я постарался, чтобы мой голос прозвучал беззаботно:
— Твоя рана меня беспокоит. Как она сегодня?
— Не болит. Повязка сама отпадет завтра к утру. Но… вчера — это не первый раз, когда я пользовалась гостеприимством кровли, стола и постелей в доме Доралей. Джоко и я — старые друзья, близкие друзья, вот почему мне кажется, что можно рискнуть в надежде получить несколько секунд до того, как он начнет нас убивать.
— Что ж, я и сам начал догадываться кое о чём.
— Оскар, по твоим стандартам, по тем, в которых
— О, нет! Ты — Принцесса!
— Стерва. Но я не из твоей страны, и я воспитана по другому кодексу. По нашим стандартам, а они кажутся мне правильными, я — высокоморальная женщина. Ну, а теперь… я все ещё твоя любимая?
— Моя любимая!
— Мой любимый Герой! Мой рыцарь! Обними меня крепче и поцелуй. Если мы умрем, я хочу, чтобы наши губы были согреты дыханием друг друга. Въезд к Доралю — за тем поворотом.
— Знаю.
Мы ехали со шпагами в ножнах и луками за плечами, горделиво приближаясь к зоне обстрела.
10
Три дня спустя мы уезжали снова. На этот раз завтрак был чудовищно обилен. На этот раз наш выход сопровождал оркестр музыкантов. На этот раз Дораль ехал с нами. На этот раз Руфо подвели к его скакуну две девицы, которых он обнимал за талии, одновременно держа в каждой руке по бутылке спиртного, затем, после смачных поцелуев от дюжины других лиц женского пола, он был водружен в свое кресло и пристегнут ремнем в почти лежачем положении. Руфо заснул и захрапел ещё до того, как мы отправились в дорогу.
Сколько поцелуев получил я на прощание, счесть просто невозможно, и многие из них были от тех, кто, честно говоря, не имел для этого больших оснований — я ведь пока ещё только начинающий Герой, только постигающий основы этого мастерства.
Это неплохая профессия, несмотря на большие затраты времени, профессиональные заболевания и полное отсутствие социальной защищенности; у неё есть и свои достоинства, причем наибольшие перспективы на продвижение имеют тут люди упорные и готовые учиться. Дораль казался наверху блаженства.
За завтраком он воспел мои достижения на текущий момент в тысячах звучных строк. Но я был трезв и не позволил его хвалам вскружить голову созерцанием собственного величия. Я-то знал себе цену. Ясное дело какая-то пичуга регулярно приносила ему новости, но эта пичуга — врунья. Джон Генри-Стальной Человек и тот не мог бы сотворить то, что делал я, если верить Джоковой оде.
Я принял все как должное, ничего не отразив на своем геройском благородном лице, а затем встал и выдал им «Кейси в Бате», вложив сердце и душу в строку «Кейси могучий вынул его».
Стар в свободной манере интерпретировала мое выступление. Я (согласно её переводу) восхвалял всех леди из дома Дораля, причем мои мысли явно ассоциировались с образами мадам Помпадур, Нелл Гвин, Нинон Ланкло и Ренджи Лил<Имена знаменитых куртизанок, оставивших след в истории Франции и Англии.>.
Мне пришлось выступить на «бис». Я продекламировал им «Дочурку Рейли» и «Бармаглота»<Стихи Л. Кэрролла.>, сопровождая текст жестикуляцией.
Стар интерпретировала и это в должном духе. Она сказала именно то, что сказал бы я сам, будь в состоянии слагать поэтические строфы. Вечером, на второй день пребывания в гостях, мы встретились со Стар в парилке сауны Дораля. Около часа мы пролежали, закутанные в простыни на ложах, стоящих рядом, изгоняя вместе с потом вредные шлаки и восстанавливая силы. Я тут же выложил ей свое удивление происходящим и удовольствие по тому же поводу. Вообще-то на такие темы говорить трудно, но Стар — из тех немногих, перед кем я отваживаюсь открыть душу.
Она внимательно выслушала меня. Когда же я закончил, тихо сказала:
— Мой Герой, как ты знаешь, я плохо знакома с Америкой, но из того, что мне рассказывал Руфо, я усвоила, что ваша культура уникальна в сравнении с культурами других Вселенных.
— Да, я понимаю, что Соединенные Штаты не так наловчились в этих делах, как, например, Франция…
— Франция! — Тут она неподражаемо пожала плечами. — Латиняне никудышние любовники! Это утверждение я слышала неоднократно и готова его подтвердить, исходя из собственного опыта. Оскар, насколько я понимаю, ваша культура — единственная из полуцивилизованных, в которой любовь не рассматривается как высшее искусство и не исследуется так глубоко, как того заслуживает.
— Ты хочешь сказать, что мы в чём-то сходны с Невией? Как бы не так! «Это слишком хорошо для простого народа!»
— Нет, я не имею в виду, что вы такие же. — Стар говорила по-английски. — Хотя я и очень люблю своих здешних друзей, но это варварская культура и их искусство — тоже варварское. О, по-своему это прекрасное искусство, даже превосходное. Но… если мы переживем все то, что нам ещё предстоит пережить, и когда трудности останутся позади, я хочу, чтобы ты попутешествовал по разным Вселенным. И ты поймешь, что я имею в виду. — Стар встала, придерживая простыню как тогу. — Но я рада, что ты доволен, мой Герой. Я тобой горжусь.
Я полежал ещё немного, обдумывая услышанное от Стар. «Высшее искусство», а там — дома — мы даже не изучаем его, а ещё менее — преподаем. Да и как это делать? Обучение балету требует многих лет, а в «Метрополитен Опера» не приглашают петь за громкий голос. И почему у нас любовь классифицируется как инстинкт?
Разумеется, сексуальный аппетит — это инстинкт, но разве аппетит превращает обжору в гурмана, а кухарку из забегаловки — в изысканного ресторанного повара? Черт побери, но ведь даже, чтобы стать кухарем в обжорке — надо учиться.