Дорога к подполью
Шрифт:
Дина свернулась клубочком, затаила дыхание.
Шум все ближе и ближе… Что-то ударилось о ветку, в ушах зазвенело. «Пуля», подсказало сознание. Едва дыша, Дина ждала…
Шли долгие, тяжелые, как свинец, минуты. Дина продолжала лежать, прислушиваясь к звукам, проносившимся по оврагу. Выл ветер, шуршали ветки, потом закаркала ворона, и больше не было слышно ничего. Теперь Дина почувствовала, как болят онемевшие ноги и руки, захотелось их вытянуть и размять. Она приподнялась, прислушалась. Встала и осторожно раздвинула ветки, но ничего не увидела, кроме густых зарослей сухого бурьяна. Стараясь
Неужели и Саша погиб?
Отчаяние охватило душу. Дина оглянулась вокруг: местность незнакомая, куда идти? Занятая разговором со спутниками, она никакого внимания не обращала на путь, по которому шли, и теперь потеряла ориентировку. Дина вскарабкалась наверх и осторожно выглянула. Нигде никого, местность пустынная. Встала и пошла к тому месту, где Саша боролся с автоматчиком.
Увидев лежащего Антона, подбежала к нему, опустилась на колени, приподняла и повернула к себе голову моряка, посмотрела в остекленевшие глаза и осторожно положила обратно на траву. Да, Антон мертв. И вдруг в нескольких шагах она заметила лужу крови. Дина остановилась, как вкопанная, и застонала. Первой мыслью было, что Саша убит и это его кровь. Но где же тогда его труп?
Дина медленно подошла к луже и внезапно увидела у самого края ее большой перочинный нож — нож Саши. Тот самый, которым сегодня утром резали хлеб. Дина подняла нож — на нем запеклась кровь….
Наверху было опасно долго оставаться. Дина спустилась вниз, в овраг.
«Если Саша убил автоматчика, — подумала она, — то, может быть, ему удалось скрыться в этом овраге. Но вряд ли, ведь остальные солдаты подбегали к Саше, когда он боролся… А вдруг он попал к ним в лапы живым? Лучше бы сразу убили!»
Дина осторожно осмотрела весь овраг, но никого не обнаружила.
Только сейчас она почувствовала, как болит и ноет тело, исхлестанное кустами и избитое камнями, по которым она катилась в овраг. Но все это пустяки в сравнении с потерей друзей.
Что же делать? Надо пробираться обратно в город.
Двигаясь по оврагу, Дина подошла уже почти к самому его концу: вдали виднелось черное вспаханное поле. Вдруг до слуха донеслось легкое потрескиванье сучьев. Дина остановилась и прислушалась: кто-то пробирался навстречу сквозь заросли. Неужели опять немцы? Она посмотрела вокруг, ища спасительного куста, но здесь кустарник был ниже и реже, вот меж голых сучьев мелькнула зеленоватая шинель. Дина метнулась вправо, потом влево, хотела повернуть обратно и побежать, но поздно — немецкие солдаты окружили ее.
«Хальт!» — крикнул лейтенант, держа пистолет наготове. Он яростно что-то кричал, наступая на нее. Дина попятилась, но солдат ударил ее прикладом в спину. Она переводила взгляд с одного лица на другое. Все фашисты были молоды, некоторые даже красивы, но холодная, бездушная жестокость искажала их лица. Из всего потока ругательств немецких и русских она ясно поняла три слова: «партизан», «бандит» и «дегенерат». Ее почему-то особенно поразило слово «дегенерат». Дина стояла молча, оглушенная и растерянная. Но гитлеровцы не дали ей долго размышлять: снова ощутительный толчок в спину прикладом, грубый окрик — и Дина пошла в ту сторону,
«Так, значит, Саша его убил, — подумала Дина, — но где же он сам, что с ним?»
Всю дорогу немцы подгоняли Дину прикладами и ругали, не раз повторяя слова «партизан» и «дегенерат». Она едва плелась, смертельно усталая от всех переживаний того дня, и понимала, что погибла.
Но вот и деревня. Во дворе одного из домов Дина увидела женщину с чугунком в руках, над которым вился легкий пар. Женщина остановилась на крыльце и крикнула:
— Что, партизанку поймали?
Немцы ей что-то ответили по-своему и еще раз толкнули Дину прикладом. Вдруг ее охватила злость.
— Тварь! — бросила она женщине с чугунком. — Продажная тварь!
Немцы не поняли, но заорали, приказывая молчать. Они пошли по деревне, и Дина заметила, что на улицах не видно жителей, одни лишь вражеские солдаты. У небольшого каменного дома остановились. По ступеням крыльца быстро спускался немецкий полковник, который, увидев Дину, спросил о чем-то лейтенанта, и она опять услышала слово «партизан». Полковник окинул ее взглядом с ног до головы и пошел по улице. Лейтенант вошел в дом, оставив Дину и солдат у крыльца.
Противный страх, как яд, стал заползать в душу. Дина подумала: «А что, если пытки? Выдержу ли я? Только бы выдержать, только бы выдержать, не наплевать самой себе в душу перед смертью!»
В это время вышел лейтенант и отдал какое-то распоряжение солдатам. Дина внутренне напряглась. Солдаты подтолкнули Дину и повели ее дальше. Навстречу из-за угла выехал грузовик, посреди кузова в окружении немецких автоматчиков сидели три человека в изорванной штатской одежде, со связанными руками. Грузовик проехал быстро. Дина узнала Сашу. Его лицо посинело, опухло, на подбородке запеклась кровь, один глаз был закрыт. На Дину сочувственно глянул другой, голубой и чистый, как горное озеро. Только по этому глазу да по завитку светлых волос, упавших на лоб, можно было узнать Сашу. Не оставалось сомнений: схваченных везли в симферопольское гестапо.
«Лучше бы Сашу убили на месте, — снова подумала Дина, внутренне содрогаясь. — Антон счастливее…»
Молча прошли через всю деревню и остановились возле сарая, у дверей которого стоял часовой.
После коротких переговоров часовой достал из кармана ключ, снял большущий замок, приоткрыл двери и втолкнул Дину в сарай. Она споткнулась обо что-то мягкое и чуть не упала. Дверь захлопнулась, замок щелкнул. Ничего не видя в темноте, Дина остановилась, Мужской голос произнес:
— Это кто?
Она молчала.
— Кто ты? — снова раздался тот же тихий голос.
— Женщина, — ответила Дина.
— Я и так вижу — женщина, а не мужчина. Откуда ты, из какой деревни?
— А это что за деревня? — спросила Дина.
— Ивановка.
Ивановка? «Так вот, значит, как мы сюда попали», — подумала Дина. — Я шла за продуктами, — сказала она, — хотела обменять на вещи, а меня почему-то схватили как партизанку.
— Эх, милая моя, — услышала она старушечий голос, — дело твое, как и наше, — дрянь. — И старуха закашлялась.