Дорога к тебе
Шрифт:
Рэйчел не только была не в его вкусе, но Джек даже встречался с другой девушкой. Высокая, длинноногая Селеста задавала мало вопросов, почти ничего не требовала и любила секс настолько, что он мог делать все, что хотел, — когда, конечно, хотел. Она мыла ему ванну, готовила; единственное, что Джеку не удавалось, — это заставить ее стирать его вещи. Вот почему Джек во вторник вечером оказался в прачечной-автомате, куда пришла и Рэйчел.
Ее светлые волосы были подвязаны бирюзовой лентой, которая неплохо контрастировала с пурпурной блузкой,
Застыв на пороге, она, как показалось Джеку, не могла решить, уйти или остаться.
— Эй! — не желая, чтобы она уходила, сказал Джек. — Как дела?
— Прекрасно, — улыбнулась Рэйчел, но румянец остался. Закусив губу, она неловко опустила на пол переполненный мешок с бельем и окинула взглядом ряд стиральных машин. — А! Вот!
Она заметила две стоящие рядом машины с поднятыми крышками, снова улыбнулась Джеку и направилась к ним.
Сердце его стучало как бешеное — неизвестно почему. Она ведь только улыбнулась, и в этой улыбке не было даже намека на сексуальность. Она совершенно не в его вкусе. Тем не менее Джек слез с сушилки, на которой сидел, подошел к Рэйчел и прислонился к соседней машине.
— Значит, рококо и неоклассическое искусство?
Джек не хотел, чтобы она считала, будто он к ней клеится, тем более что он к ней вовсе и не клеился. Она совсем не в его вкусе. Наверное, поэтому она его и заинтриговала. Никакого риска — так, безобидная болтовня.
— Угу, — подтвердила она, перекладывая в стиральную машину грязное белье. Румянец на щеках все еще не проходил.
— А мое уже в сушилке, — с минуту посмотрев на нее, сообщил Джек.
Вероятно, это было глупо, но не мог же он сказать ей, что нельзя класть в одну машину красное и белое. Не мог он и спросить, что это — рубашки, лифчики или трусы. Он даже не мог смотреть на эти вещи, чтобы ее не смущать. Кроме того, он не мог отвести от нее взгляда. Ее глаза были карими, с золотистыми прожилками, они смотрели необычайно спокойно и внимательно.
— Ты помощник Обермейера, — сказала Рэйчел, заполняя вторую машину довольно пестрыми вещами. Ее нынешняя одежда по сравнению с этой была весьма консервативной. — Ты учишься на преподавателя?
— Нет. Я буду архитектором.
— Правда? — Она улыбнулась.
— Правда, — ответил Джек, улыбнувшись в ответ. Когда она вот так улыбается, то выглядит очень милой. Она осталась милой даже тогда, когда вдруг раскрыла рот и огляделась по сторонам — влево, вправо, вверх, вниз.
Вернувшись к своим пожиткам, Джек предложил ей свою пачку стирального порошка.
В награду она снова вспыхнула и чуть слышно пробормотала «спасибо». Когда обе машины начали работать, она спросила:
— И что же ты хочешь строить?
Обычно этот вопрос задавали Джеку его родители, причем в их голосе звучала насмешка. Но Рэйчел Китс это как будто действительно интересовало.
—
— Не могу себе этого представить. — Рэйчел бросила взгляд на лежавшую на сушилке раскрытую книгу. — Это о проектировании домов?
— Пока еще нет. Сейчас мы проходим арки. Ты знаешь, сколько существует разных видов арок? Есть плоские арки, круглые арки, треугольные арки, стрельчатые арки. Еще бывают вогнутые арки, сжатые арки, подковообразные арки.
Рэйчел засмеялась, и смех этот был таким же мягким, как взгляд ее глаз.
— Не думаю, что очень хотела бы узнать, как выглядят некоторые из них. — Немного помолчав, она робко добавила: — Я ведь тоже рисовала.
Ее робость понравилась Джеку — так он чувствовал себя в безопасности.
— И где же?
— В Чикаго, потом в Атланте, потом в Нью-Йорке. В детстве я не сидела на месте. Папа покупал старые фирмы и доводил их до ума. Когда он их продавал, мы переезжали. А ты?
— Я из Орегона. Названия нашего городка ты наверняка не слышала. Он не нанесен на карты. И что же ты рисовала?
— О, людей, птиц, животных, рыб — в общем, все, что движется. Я люблю ловить мгновение — словно фотоаппарат.
— Значит, ты все еще рисуешь? — спросил Джек, уловив, что Рэйчел упомянула настоящее время.
Она слегка пожала плечами — может быть, от робости, может быть, из скромности.
— Я даже надеюсь этим зарабатывать.
— Не устраиваясь на другую работу? — удивился Джек. Среднему художнику обычно едва хватает на еду. Когда наступит время оплачивать счета, Рэйчел придется туго — разве что она гораздо лучше среднего.
Она скрестила руки на груди и тихо, с печалью в голосе произнесла:
— Не знаю. Этот бизнес с куплей-продажей фирм все еще продолжается. Моя мама сейчас возглавляет одну из таких фирм. Родители в бешенстве от того, чем я здесь занимаюсь. Они хотят, чтобы я вернулась в город и носила платья от лучших дизайнеров, сумочки ручной работы и импортные туфли. — Она коротко вздохнула. — У тебя есть братья или сестры?
— Пять братьев и сестра, — с некоторым удивлением ответил он. Джек редко говорил о своей семье — его об этом, как правило, не спрашивали.
А вот Рэйчел не только спросила — ее замечательные глаза вспыхнули, когда ока услышала его ответ.
— Шестеро? Как здорово! А вот у меня нет никого.
— Потому ты и считаешь, что это здорово. За десять лет нас родилось семеро — детей, которые жили вместе с родителями в доме, где было всего три спальни. Мне еще везло — летом я спал на веранде.
— А чем сейчас занимаются остальные? Разъехались по стране? Или кто-то все же остался?
— Все остались дома. Я единственный, кто уехал.