Дорога мёртвых
Шрифт:
— Потому что школа — скукота, — отозвался Фредерик и с удовольствием растянулся на траве.
— Кто научил вас этим фокусам? — осторожно поинтересовался Свейн, потянувшись за куском пирога с начинкой из белого сыра. Белла отхлебнула вина и протянула запотевшую флягу Лизе.
— Дедушка, — сказала Лиза и сделала глоток.
Вино было необыкновенным: одновременно сладким и чуть горьковатым, холодным и тут же обжигающим. Девушка вздохнула и посмотрела на мерцающие в светлых небесах звёзды. Полупрозрачные и нерешительные, проглядывали они сквозь тончайшие ночные облака. Не было настоящей ночи и не было тьмы. Лиза прислушалась к себе и ощутила только живое, трепещущее тепло, похожее на мягкие язычки пламени. Внутри было волнительно, но в то же время на удивление спокойно, словно
Что если всё — ошибка, и она самая обыкновенная волшебница? И нет никакого тёмного дара, есть лишь чистая и добрая сила, растворённая в крови. И быть ей, как мать с отцом, деревенской лекаркой или стоять, как дедушка и бабушка, на страже Предела, быть щитом против зла, что таится за Вечными горами и Тёмным лесом. А если так, то и ни к чему эта преждевременная помолвка, и нет нужды родителям печалиться и отдавать её замуж за простого человека, пусть он будет свободен, и она будет свободна, и каждый встретит когда-нибудь своего единственного… Она уже хотела было вскочить, бежать домой, лететь со всех ног, чтобы обрадовать мать и отца, но тут её жених набрался храбрости и позвал её танцевать вокруг костра. И она, лёгкая и счастливая, взяла его за руки и пошла, смеясь.
— Ты говорил, что Лиза и знать не знала, кто её жених с той стороны реки, — Белла уселась рядом с Фредериком и принялась стаскивать с уставших ног новые, скрипучие ещё сапожки, украшенные шёлковыми лентами. — А она вон какая радостная, аж сама не своя.
— Вот это-то меня и настораживает, — пробормотал юноша, заложив руки за голову.
— Что ты сказал? — мигом обернулась девушка, тряхнув волосами.
— Ничего такого. А ты что это, не хочешь разве танцевать? — он улыбнулся.
— Хочу. Только вот ножки болят, гляди как натёрла, — Белла подняла вверх ступню с растопыренными пальцами.
— Что, полечить надо? — учтиво поинтересовался мистик.
— Да иди ты, лечитель. В прошлый раз чуть юбки мне не подпалил. Лучше я босиком танцевать стану, так и легче, и прыгать лучше получается.
— И всё-таки, я рискну, — засмеялся Фред, протягивая к ней руки, окутанные золотистым сиянием. Белла захохотала и откинулась назад, в траву:
— Эй, щекотно же! Как мурашки по пяткам!
Он взял её за руку, и они поднялись, с шутками и смехом. Белла склонила белокурую головку, наблюдая, как кружится под мелодию флейты Лизабет в объятиях жениха.
— Никогда не видела её такой счастливой… должно быть, это любовь?..
— Очень скоро мы всё узнаем, — заверил её Фред, увлекая за собой в хоровод танцующих людей.
К звукам лютни и флейты добавился голос Мелиты, звонкий и нежный. То плавный, то дрожащий, он лился над пылающими кострами, отражался от сияющей реки и уносился ввысь, в бесконечную даль, сотканную из мерцающих звёзд и перистых облачков. Молодёжь подхватила припев, пары распались, превратились в хороводы и цепочки, завлекающие всех рассевшихся людей с собою в танец. Наступило всеобщее веселье, поднялся гомон, кто-то из волшебников запустил в толпу целую пригоршню голубых и зелёных иллюзорных бабочек, кто-то выудил из воды новую порцию холодного яблочного вина и принялся разливать в протянутые кружки, кто-то уже был пьян и пытался ловить за талии прытких и задорных девчонок. Лиза выскользнула из кольца рук и тел, незаметной тенью взлетела на пригорок и побежала прочь.
Она никогда ещё не бегала так быстро. Казалось, силуэты деревьев, светлеющее небо, дома с зажжёнными окнами, заборы, кусты — всё мелькает с бешеной скоростью, всё кружится, и от бега звенит в ушах. Скоро уже и родной двор, и знакомая с детства крыша, и шапки садовых деревьев, и родные мамины руки — всё теплое. Хотелось броситься на шею и сказать только одно-единственное, только про чудо, сбывшееся волшебной ночью: мама, я исцелилась, нет больше тёмного дара, нет проклятия — всё ушло, кануло в землю у костра. Охватившее Лизу воодушевление было так сильно, что она готова была уже последовать за ним и отказаться от своего первоначального плана, но вовремя
Калитка на заднем дворе, увитая буйным вьюном, рядом — дырка в рассохшемся заборе. Несколько дней назад они с Фредом были здесь, когда спешили на помощь несчастной эльфийке, схваченной искателями. Вот здесь, справа, под мягким травяным холмиком лежала мёртвая собака. Мохнатая старая дворняжка, ушедшая в иной мир прошлой весной. Лиза остановилась, как вкопанная, ещё не до конца понимая, что ответ всё это время был от неё на расстоянии, как сейчас — вытянутой руки.
Вольдемар Гвинта утверждает, что некромантия прежде всего характеризуется способностью усилием воли поднимать умершие тела и заставлять их исполнять приказы. По этому признаку узнать о присутствии дара можно даже в юном возрасте, когда дети-мистики, расстроенные смертью ручной белочки или любимой перепёлки, неосознанно вдыхают в мёртвые тела исковерканное подобие жизни, побуждая их двигаться.
Девушка не могла пошевелиться, сердце грозилось выскочить из груди, кровью билось в голове и ушах — она не слышала ничего вокруг. Опустившись на колени, Лиза раздвинула сочные стебли лютиков и лугового клевера. Сорняки буйствовали в свежей, недавно взрыхлённой земле. Она выдернула несколько растений, сложила в сторону.
— Усилием воли? — неслышно прошептала она и расправила пальцы.
Ей показалось, что неостывшая после солнечного дня земля сама собой расступилась под едва заметными движениями рук. Над головой тонким острием сиял белоснежный месяц, и Лиза невольно почувствовала, что ей для чего-то нужен остро заточенный нож. Кровь? Быть может, для ритуала нужна её живая кровь? Нет? Тогда — что? Восставшая из могилы собака может броситься на неё, неопытного юного мистика, едва окончившего школу? Ножа у Лизы при себе не было. Кто ходит на светлый летний праздник с ножом? Только отъявленные негодяи. А кто тревожит могилы в волшебную светлую ночь?..
И всё-таки, требовалась кровь, хотя об этом ничего не говорилось в скудно нацарапанном искателем описании заклинания. В ответ на лихорадочные мысли Лизы в несмелых лучах месяца блеснул зеленоватый осколок стекла. Не глядя, девушка полоснула себя по руке и не почувствовала боли.
— Прости, — прошептала она, разгребая пальцами чуть влажные комья земли. — Прости меня.
В густых зарослях смородины и жимолости пронзительно затрещали цикады. Вспорхнул из-под старого навеса потрёпанный когда-то умершей собакой пятнистый ночной сыч, ухнул и умчался в сторону леса. Пути назад не было, пути вперёд тоже. Лиза в последний раз вздохнула, нащупывая изнутри текущую по жилам силу — горячий, струящийся поток, взметнувший вверх костры. И направила его в зияющую тьмой могилу.
Глава 10
«Нет злой и доброй разновидностей магии, — утверждали сторонники Старой школы, — но есть энергия, что обретает форму, направление и окраску под влиянием намерения. Именно намерение, присущее любому разумному существу, превращает скальпель целителя в нож предателя, а несущий свет огонь свечи — в источник разрушительного пожара». Жажда познания привела учёных к тому, что в исследовательских целях стали повсеместно применяться заклинания, нарушающие естественный энергетический баланс между мирами живых и мёртвых. Под видом экспериментов теневые маги открывали порталы в сумеречный план и призывали сущностей, чьё нахождение по эту сторону бытия противоречило законам природы и вызывало неминуемые всплески тёмной энергии. Прикрываясь наукой и благими намерениями, некроманты практиковали принудительное возвращение душ в мир живых и подчиняли себе тела умерших. Таким образом, смысл учения о добрых или злых намерениях полностью был утрачен, поскольку любое действие волшебника стало объясняться познавательным интересом. (Вольдемар Гвинта, Учебник для искателей первого года обучения)