Дорога на Берлин
Шрифт:
— Смирно! — скомандовал он. — Заряжайте ружья с пулями, капрал Кренев пусть бежит к воротам, к калитке: никого ни в крепость, ни отсюда не пускать.
— Стой! — раздался в этот момент зычный окрик. — Для чего так без приказу во фронт становятся и ружья заряжают?
То был комендант, выскочивший на шум из своего помещения: Мирович, не давая солдатам опомниться, подбежал к нему.
— Что ты здесь держишь невинного государя? — дико вскричал он и сильным ударом по голове свалил коменданта с ног.
— Бери его, — приказал
Двое солдат тотчас схватили под руки окровавленного офицера и повели его на гауптвахту. Мирович обернулся к шумящей толпе, и все сразу стихли.
— Стройся в три шеренги, — скомандовал он привычным, негромким голосом. От недавнего волнения не осталось и следа. Он ощущал в себе совершенное хладнокровие и решимость итти до конца. Выхватив шпагу, он стал во главе выстроившейся команды и повел ее к месту заточения Ивана. Не успел он сделать и двадцати шагов, как оттуда раздался залп.
— Пали всем фронтом! — закричал Мирович и сам первый выстрелил. Солдаты дали ответный залп и вдруг рассыпались в разные стороны. Мирович с проклятиями кинулся собирать их.
— Чего в своих стрелять? — кричали солдаты. — Покажь, ваше благородие, вид, по чему поступать.
— Да что вы, братцы? — твердил Мирович, подбегая то к одному, то к другому. — У меня верный вид имеется.
— Покажь вид… Не будем биться… — угрюмо возражала команда.
Мирович чувствовал, как бешено колотится его сердце. Дрожащими руками он вынул приготовленный им манифест от имени Ивана Антоновича и громко прочитал из него несколько отрывков, которые, по его мнению, должны были тронуть команду. Вид бумаги подействовал на солдат. Из всего прочитанного они ничего не поняли, но, поколебавшись, стали снова в строй.
Мирович вторично повел штурм. «Ежели стрелять будем, то оную персону легко застрелить можем», подумал он и запретил отвечать на выстрелы. Подобравшись ползком к воротам, он стал кричать, чтобы тотчас впустили его для выполнения высочайшего указа, а ежели не впустят, то он велит палить из пушки. В ответ загремели выстрелы.
— Ладно же! — вскричал он, вскакивая на ноги и не скрываясь более от выстрелов. — Тащи сюда пушку, пороху, фитилю палительного кусок, тоже ядер шестифунтовых. Да сказать часовым, чтобы никого в крепость, ниже из крепости, не пропускали, а кто прорвется и поедет по реке в лодках, по тем стрелять.
На небе появилась первая бледная полоса. Потянуло сыростью и прохладой. Мирович запахнул шарф и стал ждать прибытия пушки.
Из осажденного дома перестали стрелять. Крепость погрузилась в тишину. Прошло несколько томительных минут. Вдалеке послышались возгласы солдат, тащивших пушку. Неожиданно порога распахнулись, и; капитан Власьев появился в них.
— Неча палить, — хрипло сказал он, не глядя на Мировича, — и так пустим.
Сопровождаемый командой, Мирович вбежал во двор; на галлерее
Мирович схватил его за плечо так, что тот пошатнулся.
— Где государь?
Чекин, все так же нехорошо улыбаясь, произнес:
— У нас государыня, а не государь.
Свободной рукой Мирович ударил его наотмашь по затылку.
— Пойди, укажи государя, отпирай дверь.
Чекин, побледнев, отомкнул дверь каземата. Внутри было темно, дохнуло холодом. Один из солдат побежал за огнем. Мирович продолжал держать Чекина за плечо.
— Другой бы тебя, каналью, давно заколол, — прошипел он, замахиваясь шпагой.
— И поделом бы, — поддакнул капрал, — почто государя мучили!
Чекин стоял ни жив, ни мертв. Несколько раз он словно порывался что-то сказать. Наконец принесли свет.
Мирович шагнул в каземат — и в ужасе попятился обратно.
На полу, посреди опрокинутой мебели, в луже крови лежало тело Ивана Антоновича. Восемь штыковых и сабельных ран зияли на нем.
Мирович опустился на колени и дотронулся до руки убитого. Рука была еще теплая.
— Думал спасти тебя, горемычный, — тихо, как бы про себя, сказал Василий. — Ин, вместо того к смертушке тебя привел. — Потом, посмотрев на Власьева и Чекина, он с горьким упреком произнес: — Ах, вы, бессовестные! За что вы невинную кровь такого человека пролили?
Власьев успел поуспокоиться и осмелеть.
— Какой он человек, мы не знаем, — холодно ответил он, — только то знаем, что он арестант. А кто над ним это сделал, тот поступил по присяжной должности.
Воцарилось молчание. Солдаты, обнажив головы, глядели на изуродованное тело.
— Как же вы убили его? — тихо спросил Мирович, все еще стоя на коленях.
— По инструкции, живого арестанта не имели мы права выпустить, — все так же спокойно пояснил Власьев, — понеже вы за пушкой отправили, я с подручными к арестанту прошел и его, спящего, штыком ударил, а поручик Чекин саблей его по руке резанул. Он вскочил и, хоть раненный, бороться зачал. Долго боролся: вишь, у поручика саблю выхватил и сломал. Тут мы его колоть стали, доколе он упал.
— Ваше благородие, взять их под караул? — спросил капрал, с ненавистью глядя на Власьева.
Мирович покачал головой.
— Они и так не уйдут, — промолвил он слабым голосом. Он готовился ко всему, но только не к такому финалу. Теперь все было бесполезно. Он чувствовал себя раздавленным судьбою. Нервное напряжение сменилось в нем полной апатией.
Поцеловав руку и ногу мертвеца, он приказал положить тело на кровать и вынести его на воздух. В это время брызнули первые лучи июльского солнца; Мировичу показалось, что щеки убитого порозовели, он с надеждой склонился к его груди, но через минуту медленно выпрямился. Команда выстроилась в четыре шеренги и молча, с тоскливым недоумением глядела на своего командира.