Дорога на Элинор

— Станция «Рижская», — просипел простуженный и давно растерявший интонации женский голос. Терехов вспомнил, каким был этот голос раньше, десять лет назад, когда он, молодой тогда и зеленый, как стручок гороха, ездил по замоскворецкой линии к своему первому издательскому рецензенту. Неужели, подумал он, с тех пор магнитофонную запись ни разу не возобновляли и в кабине машиниста все эти годы крутилась одна и та же катушка?

Поезд вылетел из тоннеля на станцию, и Терехов, продолжая думать

о судьбе женщины, оставившей на ленте некогда красивый и ясный голос, поднялся и направился к раскрывшимся дверям.

— Осторожно, двери закрываются, — сообщило поездное радио, — следующая станция «Алексеевская».

Терехов шагнул на перрон в тот момент, когда створки начали сдвигаться. Что-то толкнуло его в спину, жестко вывернуло правую руку, и пальцы, державшие «дипломат», разжались.

Поезд умчался, красные габаритные огни исчезли за поворотом тоннеля, и только тогда Терехов понял, что его ограбили. «Дипломат» выхватили, когда он выходил из вагона, и грабитель уехал к станции «Алексеевская», а оттуда — в непредсказуемом направлении.

Терехов растерянно огляделся — никому до него не было дела, никто и внимания не обратил на случившееся. Милиционер, стоявший шагах в десяти, внимательно следил за группой парней, только что спустившихся на перрон: у каждого в руке была початая полуторалитровая бутылка пива «Бочкарев», и со стороны ребята похожи были на героев-панфиловцев, готовых броситься под любой самый завалящий танк.

— Черт! — сказал Терехов. — Черт, черт, черт!

— Что, простите? — повернула к нему голову старушка, семенившая по перрону с большой кошелкой в руке.

— Нет, это я так, — пробормотал Терехов, растерянно заглядывая в жерло тоннеля, втянувшего в себя поезд с самым драгоценным, что могли у него отобрать. Во всяком случае, таким было первое ощущение — отобрано единственное, ради чего он жил последние месяцы. Не «дипломат», конечно, — подумаешь, предмет роскоши. Не кошелек с деньгами — сколько там было, сотни две, не больше. И не книга, которую он читал в дороге. Но среди бумаг лежала коробочка с двумя компьютерными дисками. Одинаковыми дисками, на каждом из которых был записан окончательный, проверенный вариант его нового романа.

Какой кошмар, подумал Терехов, придя в себя, наконец, настолько, чтобы ощутить определенную комичность произошедшего. В былые годы потеря портфеля действительно могла бы обернуться трагедией. Достоевский, переписав начисто окончательный вариант «Преступления и наказания», повез издателю рукопись, а в дороге (на чем он ехал-то? На извозчике, видимо; тогда, кажется, даже конки еще не появились) нелепый грабитель, польстившись на с виду богатый саквояж, рукопись-то и спер. Вот это была бы трагедия. Писать роман заново? Это ж какие моральные усилия надо над собой совершить! А если — как у него с «Астрой» — договор, и сроки поджимают, а за неделю новый роман не написать?

Пройдя мимо милиционера (вот уж к кому не стоит обращаться, себе дороже, по инстанциям затаскают,

а дипломата не найдут, поди его найди в десятимиллионном городе и без всяких улик), Терехов поднялся в сумрачный вестибюль и вышел под козырек, защищавший от прямых лучей полуденного июльского солнца, но вовсе не от жары, павшей на столицу в последние дни, будто пуховое одеяло, не к сроку наброшенное на уставшее тело. Он снял с пояса мобильник (хорошо, подумал он, ведь и телефон мог оказаться в злосчастном «дипломате») и позвонил в издательство.

— Але, — весело сказал голос редактора Варвары.

— Варя, — трагическим тоном произнес Терехов, стараясь вложить в свои слова побольше инфернальной тоски, — у меня неприятность.

— Господи, Владимир Эрнстович, — всполошилась Варвара, — вы живы?

Она решила, что он звонит из Чистилища?

— И даже вполне здоров, — смягчил тон Терехов. — Но понимаешь, какая штука. Я ехал к вам, вез диск…

— Как договорились, — подтвердила Варвара.

— И в метро у меня стащили «дипломат», — сообщил Терехов. — Прямо из руки вырвали.

— Вы в милицию заявили? — строго сказала Варя, верившая в силу правоохранительных органов, поскольку целыми днями читала по долгу службы романы известных и неизвестных авторов, большая часть которых описывала тяжкие будни работников уголовного розыска.

— Варя, — с досадой произнес Терехов, — о чем ты говоришь? Кто будет искать какой-то «дипломат», уехавший в неизвестном направлении? То есть, направление как раз известно — в сторону «Алексеевской», — но… В общем, я хочу сказать, Варя, что придется мне возвращаться домой и переписывать файл. Это займет часа полтора — туда-обратно, — но ведь не смертельно, правда?

— По сравнению с потерей «дипломата»… — сочувственно сказала Варя. — Конечно, Владимир Эрнстович. Я буду до конца дня. Правда, печенье вас не дождется — знаете, какие у нас девочки сладкоежки?

— Я принесу пачку вафельных, — сказал Терехов. — Вдвоем с вами и съедим. С рюмкой чая.

Варвара глупо хихикнула, представив себе неизвестно что, и Терехов отключил связь. В кармане рубашки он нащупал две десятирублевки — случайно положил, когда менял в кассе деньги на жетончики, хоть в этом повезло, иначе пришлось бы ловить такси и у дома просить водителя дожидаться, пока он поднимется в квартиру, таксисты этого не любят и правильно делают — наверняка многие клиенты сбегают, не заплатив.

На перроне давешний милиционер стоял на прежнем месте и смотрел, похоже, в ту же точку — может, это вообще был не живой человек, а памятник московскому правопорядку, выполненный в натуральную человеческую величину и из естественного человеческого материала?

Подошел поезд, и Терехов шагнул в вагон, оглянувшись в последний момент — может, случится чудо, и грабитель окажется на перроне в толпе?

Станция проплыла мимо, колеса застучали на стыках, Терехов сел рядом с мужчиной, читавшим книгу в яркой обложке, и закрыл глаза.