Дорога на Ксанаду
Шрифт:
На развилке дороги висел указатель к ферме «Йернор» — сегодня называлась ферма «Йернор» — направо. Когда я подошел к самому зданию, мои предположения подтвердились. Это был симпатичный комплекс зданий, окрашенных в светло-серый цвет, построенный в середине XX века. От старой фермы времен Колриджа не осталось ни одного камня.
Итак, я снова отправился к развилке, а оттуда налево — к ферме «Эш». Мухи сделались настолько назойливыми, что мне пришлось прикурить «Бенсон» и держать ее дымящейся прямо перед собой. Эффект оказался незначительным.
Многообещающая
«Свободные комнаты», — гласила вывеска под колокольчиком. Я нажал на кнопку звонка.
На мой звон ответил звонкий лай. Дверь распахнулась, и на меня выскочила охотничья собака, правда, коричневая и на поводке у хозяина. Видимо, хозяин не очень-то обрадовался моему визиту.
— Чего тебе? — тявкнул он чуть дружелюбнее, чем его собака.
— Колридж, — ответил я рефлекторно.
— Хендерсон, — сказал владелец. — Что вы ищете на моей ферме?
К такому приему я не был готов.
На голове Хендерсона еще сохранилась вымирающая привычка лысеющих мужчин: отпускать волосы сзади и при помощи геля обматывать ими лысую черепушку. Под избитым джином или каким-либо другим исчадьем ада носом красовались красные усы, состоящие из двух половинок. Это смотрелось так, словно он приклеил себе на верхнюю губу ворсинки от щетки для мытья бутылок.
Заикаясь, я попытался попросить у него прощения за внезапное вторжение. И тут я вспомнил, как моя хозяйка из Кесвика назвала меня журналистом.
Итак, я пугешествую по заданию своей газеты и готовлю большой репортаж о романтиках, и как раз один из них, некий Колридж, написал на ферме важное стихотворение.
— Здесь не было никакого поэта, — с уверенностью сказал Хендерсон.
Крупнокалиберная кошка появилась из коридора и начала, не обращая никакого внимания на собаку, играть со шнурками хозяина.
— Милый зверек, — сказал я, стараясь ослабить напряженность в разговоре. — Как ее зовут?
— Никак не зовут, — объяснил мне Хендерсон, — это просто кошка.
— Понимаю, — сказал я, и это прозвучало как оскорбление.
Каждый здравомыслящий человек именно в этот момент повел бы себя абсолютно иначе. Как говорят, несолоно хлебавши… Но я проделал сумасшедшее путешествие отнюдь не для того, чтобы споткнуться на предпоследнем препятствии. Окончательно я брошу поиски только после «Шип-Инн».
И я все же спросил, можно ли осмотреть комнаты.
— Что осматривать, — заворчал Хендерсон, — это же не музей?!
— Может быть, — моя последняя попытка, — здесь можно переночевать?
Черты лица несговорчивого собеседника просветлели.
— Двадцать фунтов за ночь. Завтрак с восьми до десяти.
Вот видите! И хотя меня приводила в ужас мысль о том, что мне
— Согласен, — сказал я с небольшой дрожью в голосе.
— На сколько?
— Одну ночь.
— Тогда это будет стоить двадцать пять.
Эх, люди, преследующие только одну цель — продать все подороже. Я покорно пожал плечами.
— Проходите. Комната наверху.
В конце коридора находилась лестница, ведущая на верхний этаж. Окрыленный собственным успехом, я шел впереди, таща за собой Хендерсона. Наверху я направился к одной двери, но хозяин остановил меня.
— Не эта. Здесь кладовка, полная старого барахла. Наша комната с той стороны.
Я пропустил Хендерсона вперед и проверил за его спиной ручку кладовки.
Закрыто.
Комната для гостей — как оказалось, единственная на ферме — удивила меня. Я увидел просторную комнату с двуспальной кроватью, ванную комнату с новой кафельной плиткой и душевой кабиной и даже маленький холодильник. Окно выходило во двор, где резвились животные: две пастушьи собаки, куры и даже овца. Над кроватью висели два больших плаката «Породы собак Англии и Уэльса» и «Овцы Британии».
— Если хотите, — предложил Хендерсон, — спускайтесь вниз, на кухню, Мод что-нибудь приготовит.
Я потихоньку привыкал к могучей силе его предложений. Никакого языкового балласта — каждое ненужное украшение уложено в мешок с песком и без сожаления выброшено за борт.
Достойно восхищения.
— Спасибо, — сказал я, — может быть, позже.
Как только Хендерсон вышел за порог, я с боязливым ожиданием ринулся к холодильнику. Так и есть. Упаковка «Гиннесса». Я вдруг вспомнил ту радость, с которой находил на Пасху целое гнездо шоколадных яиц. Чуть позже еще пару сандвичей от Мод Хендерсона — и я снова человек.
После первого глотка пива я пошел изучать породы собак. Среди пуделей, догов и биглей присутствовало изображение белой охотничьей собаки с красными ушами. «Цербер, или дьявольская собака», — стояло под картинкой, мелким шрифтом: «Уэльский Cum Annum». [158] Подходящее имя для животного из моих снов.
Разумеется, действовать следовало осторожно. Хендерсон явно не доверяет мне, и если я стану вынюхивать что-то средь бела дня, он натравит на меня свою дворняжку. Итак, о хозяйских комнатах я мог сразу же забыть. Мне так же было сложно представить себе Хендерсона, лежащего рядом с Мод в пижаме в клеточку и с повязкой для усов на лице, в комнате, являвшейся мне во сне.
158
Ср. лат. «cum annum» — весь год.