Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941-1943.
Шрифт:
Окно слегка вздрогнуло. В неожиданно воцарившейся тишине Кортен, парень с перевязанной головой, попыхивал трубкой. Затем он спросил:
– Вы, ребята, откуда?
– База снабжения, арьергард.
– Вас перевели?
Пилле в замешательстве глотнул воздух.
– Мы попросили, чтобы нас перевели, – сказал он наконец.
Эта реплика заставила Зандера оживиться:
– Что я слышу? Вы попросились сюда? Господи Иисусе, я умру от смеха! – Он грубо и цинично хрипло захохотал, нервно поглаживая свою поросль на лице. – Значит, вы из этих ярых идеалистов? Хотите умереть за Отечество,
Зандер наклонился вперед, от чего отвернулась левая половина его кителя, и только теперь мы увидели несколько наград над левым нагрудным карманом, Железный крест 1-го класса посредине. Зандер снял орден и, презрительно скривив губы, бросил Пилле на колени.
– А вот и крест, – сказал он. – Ты можешь поносить его в свой черед.
В замешательстве мы взглянули сначала на Зандера, а затем на Пилле. Пилле сидел как истукан, изумленно глядя на орден, как будто он был чем-то потусторонним. Боже Всемогущий, что же за человек этот Зандер? Затем Ковак взял крест и бросил его обратно Зандеру.
– Будь осторожней, ты, лупоглазый святой, – проворчал он своим утробным голосом. – Отстань от этих ребят. Они самые лучшие, поверь мне. Смотри не обожгись на этом…
Но Зандер только усмехнулся и лег на место.
Тут в разговор вмешался лопоухий сержант из другого конца комнаты:
– Самое время вам, тупые ублюдки, заткнуться! Ваше брюзжание действует людям на нервы. Какого черта вы все не ложитесь спать?
Мы снова повалились на пол. Шейх громко рыгнул. Францл вытянулся и захрапел. Гром тяжелых орудий не был далеким. Я чувствовал, как дрожит пол. На мгновение Зандер опять сел и окинул нас внимательным хмурым взглядом. Затем кто-то задул последнюю свечу.
Вдруг я почувствовал, что что-то не так: стало тише. Отдаленный грохот стих, оконные стекла больше не дрожали. Раздавались только отдельные взрывы. Я посмотрел на часы. Было три часа. Я должен бы был крепко спать.
Кто-то открыл дверь. Ворвался свежий воздух, пронизывающий, как нож. Появилась закутанная с ног до головы фигура человека с автоматом, который крикнул:
– Всем немедленно построиться!
Это не прозвучало как грубое «Подъем!» из уст старшины в казармах; это прозвучало скорее как приглашение служанки, сообщавшей, что обедать подано. Все равно все сразу вскочили, надевая шинели и обмундирование. Полные патронные сумки тянули вниз, как куски свинца…
Ледяной ветер сдул весь сон с наших глаз. Мы построились в колонны по трое. Прозвучали резкие команды:
– Направо! Вольно, быстрым шагом марш!
Ночь была хоть глаз выколи. Пронизывающий ветер проникал до самых костей. Мы подняли воротники. Никто не произносил ни слова. Единственными звуками были хруст снега и металлический звук от штыков, задевающих за саперные лопатки. Затем по колонне шепотом передали весть: «Они прорвались!» В воздухе висела
Впереди в небо постоянно взмывали белые вспышки, они мерцали, как горящие звезды над головой. Пулемет застучал короткой очередью. Раздавались отдельные винтовочные выстрелы.
Мы шагали до самых этих вспышек, затем повернули и растянулись вереницей вдоль края леса. По колонне пронеслась команда: «Окапывайся!»
Один из бывалых солдат показал нам, какой глубины должен быть окоп.
– Снег накидывайте так, чтобы образовался вал, – сказал он.
Невозможно было окопаться как следует: промерзшая земля была слишком твердой. Я копал поочередно с Францлом: один копает, другой – на страже, винтовка на изготовку. Вскоре с фронта нас защищала невысокая стена из твердого снега. Не было никаких признаков хотя бы одного русского, но мы вовсе и не горели желанием получить боевое крещение:
Отдельные выстрелы прекратились, но вспышки продолжали появляться без остановки. Ракеты пускали из короткоствольных сигнальных пистолетов. Глухой ноющий звук, и ослепительный огонь с шипением взмывает в небо, замирает на мгновение на максимальной высоте и опять, медленно угасая, опускается на землю. Все пространство перед нами было засыпано светом. Блуждающие тени напоминали загробный мир. Снова и снова мне казалось, что вижу какое-то движение, отмечаю какие-то смутные очертания, но всегда это оказывалось пнем или кустом. Все очертания были так нереальны, будто из причудливого, пугающего сна.
Прошло несколько часов. На востоке начинало светать. Утомленные длительным вглядыванием в темноту, мы обнаружили, что наше внимание постепенно ослабевает. Поэтому я не на шутку испугался, когда кто-то стал приближаться к нам сбоку.
– Хальт! – крикнул я и моментально вскинул винтовку. – Кто идет?
– Эй! – крикнул кто-то высокий. – Не стреляй!
Это был унтер-офицер, настоящий гигант, с огромными густыми бровями и аккуратно подстриженными усами.
– Ты из новобранцев, которые прибыли прошлой ночью?
– Так точно! – Мой ответ прозвучал излишне по-военному отрывисто в данной ситуации – мы уже не были на учебном плацу.
Гигант усмехнулся:
– Успокойся! Пойдем, у меня есть для тебя работа на командном наблюдательном пункте.
Мы прихватили с собой Ковака, Вилли, Пилле и Шейха. Нас уже поджидала группа солдат регулярной армии. Среди них я узнал Зандера. Подошел офицер и сказал, что сержант Фогт покажет нам дорогу. Нам велели двигаться с предельной осторожностью: никто не знал точного расположения русских позиций.
Мы пробирались с осторожностью индейцев с гигантом Фогтом впереди. Фронт вновь оживился. Вражеская артиллерия открыла шквальный огонь по местности. Заговорила пара пулеметов. День обещал быть солнечным и ясным.
– Летная погода, – сказал кто-то с отвращением.
Нам пришлось пройти мимо батареи гаубиц, которую обслуживали артиллеристы-хорваты. Они радостно помахали нам руками и неожиданно устроили салют над нашей головой. От грохота орудий нас охватил благоговейный страх; мы закрыли кулаками уши и открыли рты. Потом мы ругали этих хорватов на чем свет стоит, а они корчились от смеха.